[Агата и Беретта]

В. Л. Дуров

«Научная дрессировка промыслово-охотничьих собак»

От издательства

Книга В.Л. Дурова впервые вышла в свет в 1933 году. В то время в СССР промысловой охоте уделялось много внимания как одной из важнейших отраслей хозяйства, поставляю-щей населению мясо, шкуры и меха.
Нынче, конечно, промысловая добыча диких животных и птиц утрачивает свое значе-ние, но все большее развитие получает любительская охота. А правильная любительская охота – это, прежде всего, охота с хорошо натасканными собаками. Она требует научного освещения дрессировки охотничье-промысловых собак. Вот что писало в своем предисловии к первому изданию Всесоюзное кооперативное объединенное издательство, выпустившее эту книгу:
« …В. Л. Дуров не случайно взял на себя инициативу передать охотничьим массам свой более чем полустолетний опыт практической дрессировки животных и свои теоретиче-ские исследования вопросов зоопсихологии. Работы в этой области В. Л. Дурова – выдающе-гося ученого-»самоучки» нашей страны – имеют признанное научное значение.
Книга В. Л. Дурова «Научная дрессировка промыслово-охотничьих собак», будучи по своему содержанию шире, нежели ее название, охватывает три важнейших вопроса.
Во-первых, в ней дается обоснование зоорефлекоологии и зоопсихологии.
Во-вторых, в ней указываются практические пути научной дрессировки охотничье-промысловых собак.
В-третьих, В. Л. Дуров, исходя из своих научных и практических исследований, … ста-вит перед охотничьей общественностью задачу использования для охоты всех видов собак, а также и задачу выработки новых пород…
В. Л. Дуров, как он сам отмечает в своей книге, не претендует на раскрытие в данный период всех вопросов зоорефлексологии и зоопсихологии. В этой области ведутся исследо-вания по многим направлениям научными институтами …, в том числе известным институ-том академика И. П. Павлова, и всякие новые открытия на этом пути, безусловно, будут под-вергать проверке предшествующие выводы».
Необходимо заметить, что призыв автора большее внимание уделять результативности собаки на охоте, нежели эстетике ее работы, не увлекаться кровным собаководством, ис-пользовать в качестве охотничьих – беспородных собак, был в духе того времени, в духе тех задач, которые ставило перед охотничьей общественностью руководство страны, остро ощущающей нехватку продуктов питания.
Это, конечно же, ошибка, спровоцированная, прежде всего, отношением власть иму-щих к охоте в те годы, их стремлением утвердить «социалистическую» охоту как одну из от-раслей народного хозяйства.
Современному охотнику красота стойки пойнтера, звонкий голос его гончей, стреми-тельный бег борзой гораздо важнее взятой дичи. Охота в наши дни не может и не должна быть инструментом добычи мяса или шкурок – ее суть совершенно в другом.

От автора

Должен своей работе предпослать несколько слов.
Я вполне уверен в том, что искушённый читатель найдет в этой книге много недоска-занного или изложенного с недостаточной полнотой. Скажу в свое оправдание, что писать мне приходилось в обстановке напряженной общественной, научной и цирковой работы, ко-торая отнимает почти весь, увы, такой короткий трудовой день.
Кроме этого, я был связан очень коротким сроком и ограниченным количеством печат-ных листов. Не было возможности как следует развернуть некоторые положения, использо-вать весь имеющийся у меня экспериментаторский материал. Но я не оставляю надежды сде-лать это в будущем, так как тема о приспособлении домашних и диких животных к нуждам нашего великого строительства – моя старая, любимая, что называется, выношенная тема. И я к ней надеюсь вернуться еще не один раз.
В заключение считаю своим долгом принести благодарность Ученому совету при Зоо-психологической лаборатории Главнауки Наркомпроса РСФСР в лице академика А. В. Леон-товича, профессора Г. А. Кожевникова, профессора В. В. Бунака, инженера Б. Кажинского, В. Л. Блюменау и ученого секретаря И. А. Лев за то, что они согласились прочесть мою ру-копись и внести в нее некоторые исправления научного характера, а также полагаю необхо-димым указать на то, что книга моя составлялась при непосредственном участии писателя Ник. Вержбицкого, который много помог мне, при моей загруженности, в смысле подбора материалов и литературного оформления.

Дрессировка охотничьей собаки – на новую дорогу

Весьма активным спутником охотника является собака, которая с древнейших времен была приспособлена человеком для служебной роли при отыскании зверя чутьем и для пре-следования его, а также как сторож.
Промысловый охотник-одиночка, предоставленный самому себе, пользуется устарелы-ми орудиями охоты, сам для себя копит опыт, а, имея около себя такого незаменимого и ценного помощника, как собака, не имеет возможности использовать ее драгоценные качест-ва в полной мере.
Борясь за овладение техникой охотничьего дела, пора и к охотничьей собаке подойти серьезнее, пользуясь последними достижениями науки, изучить все свойства этого животно-го с тем, чтобы скорее сделать его еще более полезным, еще более приспособленным к мно-гочисленным и разнообразным нуждам промысловой охоты.
Разве не способно внушить тревогу такое, например, признание, которое мы читаем в № l2 (41) журнала «Собаководство» (1931 г.), автором которого является знаток охотничьего дела А. Кульбин:
«Многие ли из наших собак прошли и проходят курс полевой дрессировки и натаски в таком объеме, чтобы владельцы собак спокойно ставили их на испытательную станцию, бу-дучи уверенными, что они сумеют проявить все заложенные в них качества? Мы не ошибем-ся, если скажем, что в лучшем случае лишь 50% владельцев собак сможет и сумеет дать сво-ему питомцу домашнюю дрессировку (общее послушание), остальные 50% не смогут этого сделать частью за недостатком времени, частью по неопытности. Дать же собаке полевую дрессировку, а тем более полевую натаску и тренировку сможет не более 20–25% владельцев собак. В больших городах вокруг охотников появляются лица, выполняющие за них эту за-дачу, и таким образом создался у нас целый кадр натасчиков и их учеников... Но во многих товариществах, где мы имеем рассадники кровных собак, вовсе не имеется грамотных натас-чиков, а в лучшем случае есть кустари, коверкающие кровный молодняк в стремлении сде-лать из них «ковырялок»... Результаты мы пожинаем каждую осень, когда из 130–150 отдан-ных в натаску собак правильно натасканных мы получаем 20, много 30 собак, остальные же возвращаются полными неучами».
Мои многочисленные наблюдения над животными вообще и над собаками в частности в течение более полустолетия дают мне некоторое основание критически отнестись к тем ме-тодам дрессировки охотничьих собак, которые преподаются в выпускаемых до последнего времени книгах, тем более, что эти методы не вяжутся с теми достижениями науки в этой области, которыми мы имеем возможность пользоваться сейчас.
Я говорю об открытиях, сделанных за последнее десятилетие в области изучения пси-хологии животного и человека. Точнее, я намерен остановить внимание читателя на той ин-тереснейшей области, которая касается изучения психофизиологических процессов, извест-ных в науке под названием рефлексов.
Приступая к изложению, я должен предупредить читателей о том, что я не собираюсь писать обстоятельное практическое руководство по дрессировке охотничьих собак. Это – специальная задача, которой я собираюсь заняться отдельно.
В настоящей книге я намерен изложить своя взгляды на это дело, опираясь на собст-венные многочисленные наблюдения и опыты, подвергнутые научному анализу.
Повторяю: наша цель должна сводиться к тому, чтобы путем всестороннего изучения психики собаки добиться наилучшего использования ее природных способностей для нужд охоты.
Этого мы достигнем только в том случае, если отрешимся от целого ряда предрассуд-ков, связанных или с невежеством или с барско-феодальным отношением к охоте.
Собака как важнейшая производственная сила на охоте ждет коренной перемены в подходе к ней, и, если это будет достигнуто, трудно даже представить себе, в какой огром-ной степени увеличится продуктивность ее работы.
Однако пусть не подумает читатель, что я намерен опорочить и начисто отвергнуть весь тот огромный практический опыт, который по крохам собирали и копили промысловые охотники всех широт и долгот в течение многих столетий. Имеющийся проверенный опыт в деле приспособления собаки к нуждам охоты, значительная сумма наблюдений, достижений и усвоенных приемов представляют колоссальную ценность и заслуживают самого внима-тельного изучения.
Но нужно помнить о том, что этот накопленный опыт и твердо укоренившиеся приемы дрессировки охотничьих собак до сих пор были основаны на одних внешних впечатлениях и не являлись результатом осознанного метода у большинства охотников, берущих чутьем и догадкой там, где мы сейчас имеем возможность распоряжаться во всеоружии науки.
Чтобы от запасов этого практического опыта отсеять все ненужное, вредною и пред-рассудочное, необходимо тщательно пересмотреть его, подвергнуть всесторонней критике, а под то полезное, что останется, подвести научную основу.
Только таким способом мы сможем общими усилиями вместо шатких и случайных ме-тодов, годных в одном случае и вредных в другом, создать, единую прочную систему дрес-сировки охотничьей собаки, выработать единые методы, основанные не на случайных на-блюдениях и догадках, а на получившей уже всеобщее признание научной теории.

[size=3]Что такое зоорефлексология[/size]

Если вы хотите на практике познакомиться с принципами зоорефлексологии, этой мо-лодой, но открывающей громадные перспективы науки, не упустите случая посетить в Мо-скве мой уголок, «Уголок В. Л. Дурова», «Фабрику рефлексов», практическую лабораторию по зоопсихологии…
Практическая лаборатория до зоопсихологии (ул. Дурова, бывш. Божедомка, 4) возник-ла в «Уголке Дурова» в 1919 г., когда Наркомпрос согласился о предложением помочь науч-ному оформлению давно и широко известных моих достижений в области дрессировки жи-вотных самых разнообразных видов.
Надо сказать, что еще в молодости на меня очень сильное впечатление произвели лек-ции профессора Сеченова, трактующие о рефлексах головного мозга. Они дали возможность мне, молодому дрессировщику, опереться в своей работе на научную теорию и вооружили меня чрезвычайно сильно как профессионала-артиста. Уже тогда, пользуясь на практике ме-тодом установления эмоциональных рефлексов у животных, я оказался сильнее, разнообраз-ное и гибче, чем все мои конкуренты по цирковой арене. Чтобы сохранить за собой это пре-имущество, я должен был хранить в тайне все мои достижения по части дрессировки. Это – вполне понятно (такова природа капиталистической системы, в том числе и тогдашнего те-атрально-зрелищного дела), но вместе с тем это далеко не способствовало популяризации моих идей и приемов работы.
С тех пор Павловым и Бехтеревым, особенно первым, дело Сеченова, как известно, весьма расширено и лабораторно проработано.
После Октябрьской революции я начал открыто выступать перед цирковой аудиторией с моими популярными лекциями по зоопсихологии, в которых объяснял свои методы дрес-сировки и пропагандировал мысль о широчайшем применении их для многочисленных нужд нашего советского государства (дрессировка животных для промысловой охоты, для спаса-ния утопающих, для отыскания людей, находящихся в бесчувственном состоянии и т. п.).
Жизнь показала, что в вопросах зоопсихологии, особенно в области дрессировки жи-вотных, не последнюю роль удалось сыграть не ученому, а самоучке, цирковому артисту, практику-рефлексологу.
Говорю это исключительно для того, чтобы показать массе охотников и дрессировщи-ков, что, приступая к изучению научной дрессировки охотничьих собак на основе рефлексо-логии, не следует бояться новизны этого дела, его «мудрености» и сложности приемов. Спо-койная систематическая работа, терпение, связанное с наблюдательностью, умение подме-чать характерные повадки, характер и настроение собаки как объекта изучения и воздейст-вия, точное следование установленным принципам рефлексологии, – вот что прежде всего требуется от нового дрессировщика. А результаты будут таковы, что сразу же вольют в вас бодрость и желание идти все дальше и дальше.
Итак, для того, чтобы сделаться хорошим дрессировщиком, необходимо ясно и прочно усвоить основные понятия зоорефлексологии.
Вас неожиданно укололи иголкой в руку. Вы отдернули ее. Что тут произошло?
Укол, это – раздражитель. Отдергивание руки есть отражение укола или, по-научному, рефлекс. («Рефлекс» – по-русски: отражение).
Свет, ветер, дождь, пыль и прочее заставляют вас зажмуривать глаза. Это тоже реф-лекс, защитный: опуская веки, вы предохраняете нежную поверхность глаза или сетчатку от неприятного раздражения.
Современные ученые пришли к выводу, что физиологический механизм действий и по-ступков человека и животного сводится к ряду отражений или рефлексов на внешние и внут-ренние раздражения. Рефлекс это есть основное нервное действие, а сумма таких действий и составляет все отношение животного или человека к окружающей действительности, кото-рое мы наблюдаем за наших животных.
Какова же внутренняя механика этих рефлексов?
Можно проделать такой опыт. На ноге у человека в сухожилиях коленной чашки нахо-дятся концы нервов, соединенных со спинным мозгом. Если по этому месту, т. е. по нервам, слегка ударить молоточком, раздражение тотчас передастся по нервным волокнам в спинной мозг. Отсюда раздражение сообщится другому нерву, который доведет его обратно, до мыш-цы, разгибающей колено. В результате вся нога судорожно выпрямится, произойдет рефлек-торное сокращение мышцы, разгибающей колено.
Таков в общих чертах нервный механизм рефлексов.
Вот еще один пример простого или безусловного рефлекса.
Вы взяли в рот кусочек сухого хлеба. Его трудно жевать и проглатывать. Тогда язык через нервные проводники передает в головной мозг раздражение от находящейся во рту пищи. Оттуда дается нервный сигнал слюнным железам, находящимся в полости рта. Желе-зы начинают выделять необходимую для прожевывания слюну.
Надо сказать, что такие простые безусловные рефлексы заложены в физиологической структуре животного и человека с самого рождения, получены им по «наследству».
Только что появившийся на свет щенок, испытывая ощущение голода, начинает ни-щать и разыскивать сосок матери. В момент, когда он добирается до соска, осязательные нервы на слизистой оболочке его губ передают раздражение в мозг. Врожденный рефлекс сосания тотчас же передает отражение мышцам губ, рта и языка, и щенок начинает тянуть молоко.
Простые безусловные рефлексы однообразны. Другими словами, одинаковые раздра-жители всегда вызывают одни и те же отражения и действия.
И, наконец, мы видим, что простые безусловные рефлексы автоматичны, то есть про-исходят «сами собой», независимо от желания или нежелания животного.
Если к зрачку собаки поднести близко лампу, зрачок сейчас же сузится. Уберите лампу в сторону, и зрачок снова расширится. Это тоже безусловный рефлекс, и происходит он со-вершенно самостоятельно, помимо воли животного.
Животное, лишенное безусловных рефлексов, не может существовать, потому что именно они дают ему возможность приспособляться к окружающей обстановке – ходить, прыгать, хватать пищу, проглатывать ее, убегать от опасности, защищаться от нападения, совершать половой акт и т. д.
Кроме простых безусловных рефлексов, существуют сложные безусловные рефлексы, отличающиеся от простых безусловных рефлексов тем, что они возникают не под влиянием внешних раздражителей, а под влиянием внутренних импульсов – голода, жажды, полового раздражения, заботы о потомстве – и представляют собой длинную цепь постепенных и по-следовательных сложных действий, врожденных, не требующих обучения. Это то, что обыч-но называется «инстинктом».
Есть сложные безусловные рефлексы питания, размножения, защитные, социальные и другие, которые дают возможность животным бессознательно приспособляться к окружаю-щей среде и организовать ее для своих нужд. Все они явились в результате накоплений опы-та в течение многих тысячелетий путем наслаивания и сцепления простейших безусловных рефлексов.
Какой же аппарат в организме животного осуществляет сложные безусловные рефлек-сы?
Наш ученый из школы академика И. П. Павлова профессор Зеленый удалял у собаки полушария головного мозга. После этого собака продолжала выполнять все действия, кото-рые мы рассматриваем как сложные безусловные рефлексы: она продолжала двигаться, про-глатывать пищу, выделять слюну перед едой, совершать половой акт и пр.
О чем это говорит? Это убеждает нас в том, что материальная основа всех бесчислен-ных сложных безусловных рефлексов находится не в больших полушариях, так называемом переднем мозгу, а в среднем и заднем мозгу, который, в процессе общего биологического движения от низших к высшим животным, является промежуточною ступенью. Только у че-ловека большие полушария головного мозга как средоточие высшей психической деятельно-сти достигают своего наивысшего развития.
Другими словами, мы приходим к выводу, что сложные безусловные рефлексы (или инстинкты) являются относительно простейшими функциями животного, направленными главным образом к приспособлению к окружающей среде и к поддержанию существования и рода.
Чем больше животное приближается по своему развитию к человеку, тем большее зна-чение приобретает у него передний мозг.
У рыбы передний мозг заметен лишь как незначительный придаток к прочим отделам мозга. У быка он равен по весу 1/750 всего веса тела, у собаки 1/24, у обезьяны 1/48 и чело-века 1/46.
Кора мозга, образующая окрашенную в серый цвет поверхность мозга состоит из нерв-ных клеток и является началом центра вбей нервной системы. Роль ее сводится не только и восприятию, но и к анализу впечатлений и раздражений. Эти части мозга вместе с мозговы-ми концами зрительного, слухового, вкусового и других нервов, расположенные в коре по-лушарий большого головного мозга, называются «анализаторами» (термин академика Пав-лова) и представляют собой нервные клетки очень сложного строения. Концы анализаторов в мозгу, обслуживающие отдельные «органы чувств» (рецепторы), занимают особые участки коры мозга.
В отличие от среднего, заднего и спинного мозга, передний мозг является нервным ме-ханизмом, выполняющим действия, уже не присущие животному от рождения, a являющиеся в результате благоприобретенных навыков, т. е. тоже рефлексов, но уже особых, названных Павловым условными.
На них мы и остановимся сейчас.
У высших животных и учеловека безусловные рефлексы играют с точки зрения задачи этой книги второстепенную роль, а на первом месте стоят надстроенные над ними рефлексы условные, осуществляемые головным мозгом, являющимся как бы аппаратом, анализирую-щим внешний мир и принимающим сигналы о всех воздействиях внешнего мира.
Советским ученым академиком И. П. Павловым и его исследователями произведены многочисленные опыты, направленные к изучению этой категории рефлексов. Они не явля-ются у животного врожденными, а появляются у него в результате опыта, привычки, дресси-ровки.
Вот как ученый Павлов изучал условные рефлексы на собаках.
Мы уже говорили о том, что раздражение слизистой оболочки рта во время прожевы-вания пищи передается по нервам в головной мозг и оттуда по другим нервным путям к же-лезам, выделяющим слюну. Все это есть врожденный безусловный рефлекс.
Однако опыты Павлова показали, что железы могут выделять слюну и без того, чтобы во рту у животного находилась пища. Собаке давали только понюхать кусочек мяса, и у нее уже начиналось слюноотделение (безусловный (рефлекс). Этот же процесс происходил по-том при одном только приближении к собаке служителя, обычно дающего ей пищу.
Затем удалось добиться того, чтобы у собака выделялась слюна под воздействием са-мых разнообразных раздражителей, действующих на зрение, слух, осязание, обоняние.
Например, давали собаке пищу и в это же время зажигали электрическую лампочку или ударяли в колокольчик определенного тона.
После нескольких таких приемов у собаки начинала выделяться слюна уже без пищи, а при одном только зрительном раздражении от света, или слуховом – от звона колокольчика. Все это – уже условные рефлексы.
Здесь, в механизме нервной деятельности собаки происходил весьма сложный и чрез-вычайно важный процесс.
Сперва собака воспринимала свет лампочки почти одновременно с прожевыванием пищи. Нервные окончания слизистой оболочки рта раздражались одновременно о зритель-ными нервами.
Оба эти раздражения как условный рефлекс передавались в головной мозг, а оттуда сигнализировали железе о необходимости выделять слюну.
После того, как это условное соединение двух раздражителей повторилось несколько раз, связь между ними закрепилась, и в результате стал действовать на слюнную железу один только световой раздражитель.
Получился условный рефлекс.
При дальнейших опытах удалось на любом врожденном безусловном рефлексе строить большое количество самых разнообразных и сложных условных рефлексов.
Интересный пример возникновения условного рефлекса у человека приводит ученик академика В. М. Бехтерева профессор А. И. Ющенко.
Одной женщине раздражали электрической искрой подошву ноги. Нога вздрагивала и одновременно с этим перед глазами женщины вспыхивала электрическая искра. В дальней-шем женщине пришлось поселиться в комнате окнами на улицу, по которой ходили трамваи. И каждый раз, когда она видела над трамвайной дугой вспыхивающую искру, у нее вздраги-вала нога.
Дальнейшее изучение нашими учеными вопроса о природе условных рефлексов пока-зало, что эти рефлексы возникают не только на почве врожденных безусловных рефлексов, но также и вслед за однородными им условными рефлексами.
Например, у собаки вызывали слюнотечение зажиганием лампочки. Потом одновре-менно со световым раздражителем ударяли по какому-нибудь определенному клавишу роя-ля. Через некоторое время собака начала выделять слюну уже при одном только звуке рояля, но именно при той ноте, к которой ее приучили.
Это называется условным рефлексом второго порядка. Может быть рефлекс третьего, четвертого порядка и т. д.
Итак, в результате научной работы академика Павлова и академика Бехтерева мы те-перь знаем, что поведение человека и животного обусловливается возникновением условных рефлексов, отвечающих на всевозможные раздражители и изменения условий окружающей нас действительности.
Ко всему этому следует добавить, что чересчур сильные раздражения иногда не возбу-ждают, а, наоборот, затормаживают рефлексы, не дают им проявляться. Всякий новый не-привычный раздражитель также действует над условный рефлекс, тормозя его проявление.
Затем надо сказать, что у собаки условные рефлексы с наибольшей быстротой возни-кают при звуковых и обонятельных раздражителях. Это следует всегда учитывать при дрес-сировке.
Все опыты, которые ведутся учеными школы И. П. Павлова над установлением у жи-вотных (главным образом собаки) условных рефлексов, носят чисто научно-экспериментальный характер и основаны исключительно на механическом воздействии на психику животного. При этих опытах ученые данной школы, принципиально стоя на строго объективной точке зрения, преднамеренно выделяют из поля своего внимания внутренние переживания, в частности эмоции животных, сосредоточивая свои исследования на физиоло-гических моментах, для достижения в конечном счете общих целей по изучению психофи-зиологии живых существ.
В отличие от этого рода опытов я всю свою жизнь занимался изучением и приспособ-лением для нужд дрессировки тех условных рефлексов, которые возникают на фоне эмоции, приятной для животного, имея в виду, что всякое неприятное ощущение может только за-тормозить рефлекс. Методы вызывания простых условных и сочетательных рефлексов у И. П. Павлова и В. М. Бехтерева, являясь механическими и болевыми, нежелательно отражают-ся на чистоте и точности их, в то время как мой метод, основанный на установлении и ис-пользовании рефлексов, сопутствуемых положительными эмоциями, не будучи по своей природе ни механическим, ни болевым, не вызывает этих отрицательных явлений торможе-ния.
Отвергая всякое насилие или механическое воздействие, способное вызвать неприятное ощущение, я начинаю дрессировку не сразу, а строю свой метод дрессировки в следующем порядке: прежде всего я произвожу:
1) одомашнивание животного (доместикация),
2) обезволивание животного, или приведение его в полное подчинение дрессировщику.
И только после этого я применяю:
3) пользование эмоциями животного для получения условных рефлексов (эмоциональ-ных рефлексов В. Л. Дурова).
4) широкое использование тех движений и привычек животного, которые свойственны ему по природе.
Постараюсь вкратце объяснить значение каждого из этих этапов дрессировки.
Каждое животное, в том числе и собака, в особенности если она из питомника или со двора, чувствует некоторый род испуга и настороженности, попадая в руки дрессировщика. Такое состояние ее способно затормозить, задержать проявление и выработку тех или иных рефлексов. Поэтому, прежде всего, необходимо животное предельно доместицировать. Для этого дрессировщик должен сам кормить собаку, играть с ней, ласкать ее, приучать к обста-новке, в которой будет вестись дрессировка.
При этом у собаки, между прочим, вырабатываются некоторые элементарные условные рефлексы, способные облегчить дальнейшую работу.
Попутно с этим необходимо добиться того, чтобы собака всецело подчинилась хозяи-ну-дрессировщику, чтобы последний, если можно так выразиться, завоевал в ее глазах пол-нейший и безусловный авторитет. Чем больше авторитет у дрессировщика, тем лучше и бы-стрее пойдет дело с дрессировкой.
Приступая к дрессировке, необходимо раз и навсегда отказаться по соображениям це-лесообразности от каких-либо болевых и устрашающих воздействий на животное вроде хлы-ста, палки, парфорса, хватания за шиворот, шлепков, окриков. Все должно быть основано исключительно на действиях, приятных для животного, на прикорме («вкусопоощрение» – по моей терминологии), ласке поглаживанием, на ласковых поощрительных словах.
Такой метод даст наиболее верные и быстрые положительные результаты, в то время как болевые и устрашающие воздействия только заставляют действовать тормозные и обо-ронительные процессы, мешающие дрессировке.
Совершенно избегал насилия, следует широко, почти постоянно, пользоваться при дрессировке прикормкой, «вкусоопощрением», как для установления необходимых, наме-ченных дрессировщиком, условных рефлексов, так и для закрепления естественных и слу-чайных движений собаки, которые покажутся дрессировщику полезными для дальнейшей работы.
Вкусопоощрение должно также служить для укорочения полного торможения или рас-тормаживания целого ряда случайных или естественных условных рефлексов по выбору дрессировщика.
Подробно об этом я поговорю дальше.
А пока повторю свое утверждение, основанное на моем более чем полустолетнем опы-те, что дрессировка, применяемая сейчас и основанная на одном механическом воздействии, не сможет дать и сотой доли того, чего можно добиться от собака с помощью планомерного и вдумчивого установления эмоциональных рефлексов, ибо, как говорит доктор В. П. Спе-ранский, ученик Бехтерева:
«Без соответствующей эмоции мы не мыслим формирования условного рефлекса. Это – нечто обязательное, без чего невозможно образование новой рефлекторной дуги, нового ор-ганизованного двигательного комплекса. Мы приучиваемся к любому новому для нас дви-жению при обязательном участии активирующей его эмоции».
Все это, сказанное о человеке, в одинаковой степени может и должно быть применено и к работе с собакой.
Итак, приступая к разрешению серьезнейшей проблемы, касающейся создания новых кадров промыслово-охотничьих собак, мы должны не только самым широким образом попу-ляризировать методы зоорефлексологии, но и одновременно с этим внедрять в массу охот-ников и дрессировщиков технику использования эмоциональных рефлексов для целей дрес-сировки.
Именно с этим намерением поделиться своим богатым практическим опытом в области такой техники я и решил проступить к составлению настоящей книги.

[b]Торможение условных рефлексов[/b]

Дрессировка собаки всегда требует известной сосредоточенности как со стороны дрес-сировщика, так и со стороны дрессируемого животного. Этому обстоятельству следует при-давать самое серьезное значение.
Такое внутреннее сосредоточение, по В. Бехтереву, состоит «в постоянных оживлениях известных следов» (былых раздражений в мозгу).
При возможном устранении всех других мешающих работе следов и при подавлении всех вообще внешних реакций у обезволенной собака это сосредоточение, играющее исклю-чительно важную роль в дрессировке, выражается у доместицированного животного гораздо ярче и полнее, чем у человека, потому что воля и задерживающие центры у такого животно-го более подавлены воспитанием, упражнением, дрессировкой.
Спокойное, сосредоточенное внимание является первым и главнейшим условием при дрессировке собаки, для полного переживания ею ощущений, вызванных сигналами, следа-ми, световыми и иными раздражителями.
При ослаблении же внимания ряд сочетательных рефлексов задерживается и иногда совершенно прекращается; цепь условных рефлексов как бы обрывается.
Отсюда дрессировщик легко может сделать соответствующие выводы насчет того, что успешность в обучении собаки, прочность и полнота выполняемых ею движений в очень значительной степени зависят от того, в какой обстановке производится дрессировка. И со-бака, и человек должны быть абсолютно спокойны, и внимание их должно быть сосредото-чено только на работе.
Конечно, индивидуальные особенности собак и то, в какой степени они обезволены, также играют большую роль в установлении прочного контакта между человеком и живот-ным. Поэтому и устанавливать условные рефлексы невозможно у всех собак одинаково, по шаблону.
Степень сосредоточенного внимания у собак весьма различна: у одной сосредоточен-ность проявляется в любой момент и сохраняется довольно долго; у другой сосредоточен-ность вызывается с некоторыми усилиями и сохраняется на короткое время.
Когда вы достигли полной сосредоточенности у собаки, посадив ее перед собой и за-ставив слушать только себя и наблюдать только ваши движения, можно приступать к дрес-сировке путем установления условных рефлексов и методическим закреплением их теми способами, о которых я говорил выше.
В процессе дрессировки, в процессе установления у собаки условных рефлексов в виде тех или иных движений вам иногда может понадобиться, чтобы собака не довела до конца своего движения, то есть остановилась на том моменте, который как раз соответствует наме-ченному вами заданию.
Для этого вы тем же методом вкусопоощрения затормаживаете движение и быстро до-биваетесь своей цели.
Моя овчарка Марс по моему желанию во всякое время начинала аппетитно потягивать-ся. Потягивание происходило почти всегда полностью от начала до конца, то есть туловище собаки сперва подавалось назад, причем передние лапы напрягались, принимая почти гори-зонтальное положение, при этом голова и шея опускались к земле, затем туловище с изогну-тым вниз позвоночником медленно двигалось вперед, вытягивались задние ноги и тянулись за туловищем, голова и шея принимали вертикальное положение.
Затем я пожелал искусственным образом изменить или, вернее, сократить это потяги-вание. Для этого мне достаточно было в нужный момент дать Марсу лакомство и он, не до-тянувшись до конца, превращал медлительный процесс и сосредоточивал все свое внимание на подачке.
Это торможение и в следующий раз, когда я приказывал потянуться, вызывало недотя-гивание, другими словами, получилось новое движение, которое дрессировщик в своей прак-тике сможет использовать как ему понадобится.
Например, многие охотники находят особенную красоту в стойке, когда собака, оста-новившись перед самой дичью, застывает с приподнятой передней лапой.
Ясно, что это тоже сеть своего рода заторможенное движение. Почувствовав дичь пе-ред самым своим носом, собака сразу теряет темп потяжки и, вынужденная охотником сразу остановиться, не заканчивает движения одной из своих передних лап, и та повисает в возду-хе.
Впрочем, я думаю, что это не имеет серьезного практического значения, и я привожу пример лишь как иллюстрацию.
Вместе с тем я уверен, что у дрессировщика охотничьих собак в работе его встретится не мало таких случаев, когда потребуется затормозить, не довести до конца какое-либо дви-жение собаки.
Здесь он также легко достигнет успеха не с помощью механического воздействия, на-силия, а только воспользовавшись вкусопоощрением и применив ласку.
Должен оговориться. Затормозить нетрудно, но как именно затормозить и как оживить торможение в мозгу животного – это, по-моему, в значительной степени зависит от чутья са-мого дрессировщика.
Можно так затормозить, что и от самого торможения ничего не останется, и сам эмо-циональный рефлекс пропадет.
Много значит, чтобы во время вашего искусственного торможения не появилось какое-либо внешнее, постороннее торможение, т. е. надо, чтобы собака находилась в состоянии спокойной сосредоточенности.
Был, например, случай, когда пролетавший мимо окна голубь отвлек внимание одной из обезьян, с которой я работал, добиваясь нужного мне заторможенного действия. Все дело было испорчено, и пришлось работу начинать сначала

Читая некоторые статьи и книги теоретиков и практиков дрессировки охотничьих со-бак, невольно обращаешь внимание на то обстоятельство, что почти все эти авторы самого дрессировщика ставят в какую-то подчиненную собаке и условиям дрессировки роль.
Некоторые пишут: «Когда собаке придет желание сделать то-то», или: «В этот момент собака замирает от волнения и восторга», или: «У вас не найдется способа заставить собаку сделать то-то...» и т. д.
Читая эти рассуждения, иногда перестаешь понимать, кто же кого дрессирует – человек собаку или собака человека?
Именно отсюда, несомненно, вытекают и практикуемые до сегодняшнего дня перво-бытные методы дрессировки собак, выражающиеся в механическом воздействии на живот-ное.
Собака кусает человека, человек, защищаясь, бьет ее палкой. Чтобы собаку выгнать, человек подстегивает ее хлыстом. Собаке нужно остановиться – человек привязывает ее на веревку...
А ведь на самом деле мы знаем, что человек на современной стадии своего развития как существо социальное, наделен той способностью ставить себе сознательные трудовые цели, которая и отличает его от животного.
Эта способность человека осуществлять свою сознательную цель поднимает его на значительно более высокую ступень по сравнению с животными.
«Паук,– пишет К. Маркс,– совершает операцию, напоминающую операцию ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что прежде, чем построить ячейку из воска, он уже построи

[Агата и Беретта]

не пуская войти в комнату. Тогда я быстро двинулся ей навстречу, внушительно заговорил с ней, глядя ей прямо в глаза. Собака тотчас поджала хвост и стала покорной. В конце концов, я спокойно обмыл ей рану на бедре, прижег ее сулемой, и мы расстались друзьями до такой степени, что она подала мне лапу.
В дальнейшей своей практике я широко применял ваш способ подхода и животным и с неизменным успехом.
Ветеринарный врач А. И. МЕЛИК-БАБАХАНОВ.
Инстинкт преследования (безусловный рефлекс) глубоко заложен в природе животного и в сущности пронизывает весь комплекс его поведения. Несомненно, он связан с процессом добывания пищи и преследования самки.
Не буду углубляться в эту интереснейшую область, но скажу только, что начинающему дрессировщику охотничьих собак с первых же шагов своей работы придется серьезнейшим образом считаться с безусловным рефлексом преследования и убегания, который особенно ярко проявляется у собаки.
Уже при вкусопоощрении отдергивание руки с пищей иногда заставляет животное бы-стро хватать пищу вместе с рукой. Ваше непроизвольное отдергивание руки от рта животно-го тотчас же вызывает рефлекс преследования и нападения. И поэтому я часто подношу пи-щу к морде собаки, имеющей наклонность хватать за руки, и как бы насильно всовываю в самую пасть руку с мясом. Это резкое движение заставляет собаку отодвигаться назад, она беспомощно старается освободить свой язык от вашей руки и совершенно забывает о воз-можности укусить. Несколько таких приемов – и собака навсегда отучится хватать пищу с рукой.
Даже и при явных нападениях и желании укусить эти резкие движения вашей руки на-встречу пасти животного парализуют рефлекс преследования. Собака, волк, лев и пр., от-крыв пасть и скаля зубы, приближаются к вам с явным, намерением напасть. И они тотчас меняют свою тактику, как только вы вместо удаления, бегства сами начнете приближаться к ним и сунете руку в глубь пасти.
Методом разнообразного использования рефлекса преследования и убегания можно добиться при дрессировке самых удивительных результатов. В частности, обманывая позыв к бегству, можно заставить струсившее животное перейти в наступление. Этот метод дрес-сировки я называю трусообманом и широко им пользуюсь.
Пользуясь им, например, я заставил зайца бить по барабану.
Прежде всего, надо, чтобы заяц из пугливого превратился в храброго. Для этого снача-ла пойманного зайца приручают к рукам. Опасайтесь причинить ему когда-либо боль. Еже-дневно по нескольку раз необходимо кормить его из рук, ласкать осторожно и обращаться с ним предупредительно, нежно. Наконец, заяц уже не пугается вашей руки, он видит ее по-стоянно с пищей и с лакомством: зеленым салатом и сладкой морковкой. Постепенно вы приучаете его к прикосновению вашей руки, которою слегка сжимаете его бархатные уши и спинку. Затем постепенно, не спеша, поднимаете зайку за шкуру спинки, подставляя другую руку под передние лапки зайца. Надо осторожно и быстро перенести его таким образом к се-бе на колени. Он у вас на коленях и тотчас же получает хлеб или сахар. К такой переноске он быстро привыкает, конечно, если это производится ловко и безболезненно. Нежное поглажи-вание по голове и по прижатым к спине ушам заставляет зайку закрывать от удовольствия глаза. Сердце его при этом бьется не усиленно, а нормально. Надо терпеливо повозиться с ним, и, наконец, – заяц ручной.
У меня был устроен высокий пьедестал с верхней доской, обшитой кругом бортиком в два пальца высоты. Раз пять-шесть в день я быстро за кожу спины поднимаю зайца и, под-ставляя другую руку под брюшко, переношу его на пьедестал. Здесь его ждет угощение. Ко-гда заяц осмотрится кругом и, обнюхав края своей площадки, примется жевать салат, я осто-рожно и медленно подношу к его мордочке маленький детский барабан. Заяц вопросительно поднимает уши и кoco смотрит на него. Я делаю вид, что барабан боится зайца, и отодвигаю его от зайки (начинается применение трусообмана). Заяц, спеша, уплетает нежный салат. Ба-рабан опять медленно, как будто крадучись, приближается к салату, лежащему на площадке. Заяц уступает, отодвигается, выпучив пугливые глаза и шевеля вопросительно ушами. Бара-бан в свою очередь «боится» этих глаз и ушей. Он также отодвигается от салата и зайца в другую сторону. Заяц встал на задние лапки и смотрит то на барабан, то на салат. Молодой зеленый салат манит его взор, и раздвоенная губа зайца скосилась в сторону свежего салата. Он потянулся в нему, не переставляя своих длинных задних ног. Тело его вытянулось, и он с трудом, не спуская глаз с барабана, достает листок салата.
Барабан еще пуще «испугался» и еще дальше ушел от салата. Заяц передвинул задние лапы ближе к корму, съел еще листок и вытер передними лапами морду. Но вот заяц вздумал шагнуть, т. е. передвинулся, ставя сразу две короткие передние лапки и подвигая к ним обе вместе длинные задние. Барабан тут как тут и уже близко к салату. Заяц моментально повер-нулся к барабану и сел, подняв мордочку, в ожидании. Барабан лежит неподвижно до тех пор, пока заяц не потянулся к нему, нюхая воздух. Барабан поехал по воздуху назад. Заяц, не обращая внимания на салат, уже смелее делает прыжок к удаляющемуся незнакомцу-барабану. Барабан заходит с другой стороны зайца и, как только трус перевертывается к не-му, опять быстро удаляется и скрывается. Заяц гордо поднимает морду и передние лапки, тряхнув ими, как бы стряхивая с них воду. Это значит, что он начинает пугать. Барабан пол-торы минуты не показывается совсем. Зайка ест салат, который быстро, листок за листком, исчезает у него во рту. Но вот моя левая рука, давно знакомая зайцу, подносит к его мордоч-ке длинную тонкую морковку. Заяц, спеша, откусывает ее и жует. Морковка лежит перед ним, сочная, сладкая. И вдруг опять барабан медленно приближается к морковке. Заяц уже смело угрожающе поднимает передние лапки, загнув вперед крепкие длинные уши. Барабан струсил и удрал.
Заяц опять самодовольно, тряхнув передними лапами, принимается есть морковку. Но тут опять несносный барабан. Смелое движение зайца к барабану – и его уже нет. Заяц про-должает уплетать морковь уже не спеша, не боясь, что ее может отнять у него какой-то бле-стящий барабан. Заяц ему не даст моркови. Он ему докажет, какие у него крепкие длинные когти на передних лапках. Заяц знает силу и быстроту движений своих лап. Он не забыл еще, как быстро рыл ими землю, чтобы закопаться в нору, и скрыться, таким образом, от идущего по полю человека. Он покажет этому трусливому барабану, что значит он, заяц!..
Тем временем барабан медленно подвигается к кончику оставшейся моркови. Заяц си-дит в полуоборот к барабану и делает вид, будто не видит его. Но вот барабан уже близко. Он около самого зайца. Тот моментально делает пируэт и сильно ударяет лапкой по барабан-ной шкуре. Барабан исчез, заяц гордо и воинственно посматривает по сторонам, шевеля ушами, как ножницами. Он даже от радости на момент закачал, как маятником, своим корот-ким хвостиком. Антракт.
Зайцу кладется для возбуждения аппетита сдобный сухарь. Серый грызет и ждет врага. Опять появляется желтый барабан, и заяц успевает быстро, мелкой дробью побарабанить по шкуре.
Заяц воображает, что он сильное всех. Он даже фыркает и ворчит, когда долго и громко выбивает трель лапками по барабану. Мой прием – трусообман – помог ввести зайца в за-блуждение.
С помощью трусообмана мне удалось превратить кроткого. любвеобильного голубя в свирепое животное, которое, видя мою удаляющуюся руку, яростно набрасывается да нее, бьет крылом, рвет кожу на руке клювом...
Пользуясь этим же методом, я навсегда примирил кота с крысами и заставил их жить в одной клетке и есть из одной кормушки.
Подобными же приемами я волка и козла сделал закадычными друзьями, а впоследст-вии, на арене, показывал интересное зрелище, где за общим столом, плотно касаясь друг друга, восседали за пиршеством: лиса, петух, орел, медведь, свинья, козел и собака.
В охоте рефлекс преследования играет доминирующую роль, но надо научиться ис-пользовать его для вашей цели, с помощью хотя бы того же трусообмана.
Самая трусливая собака после соответствующей подготовки может быть приучена пре-следовать любого зверя. Чем она хуже или лучше голубя, бросающегося на человека, или крысы, приученной нападать на кошку?
Перечисляя основную элементарную методику дрессировки собаки, я должен несколь-ко слов сказать еще об одном условии, которое в высшей степени облегчает работу, и при котором все внушаемые животному приемы приводят к наиболее благоприятным результа-там.
Условие это – доместикация, о которой я вскользь уже говорил, одомашнивание, кото-рое постепенно приводит к обезволиванию животного и делает его послушным исполните-лем воли хозяина.
Доместикация есть длительное приучение животного к человеку, благодаря чему про-исходят очень существенные изменения в его психике, помогающие в дрессировке.
Понятно, что для одомашнивания самое лучшее, когда собака, в первый раз открывая глаза, видит ту обстановку, в которой ей придется провести свою жизнь.
С собаками я поступал так. Если у суки имелось несколько щенков, то ради сохранения здоровья самки я с трехнедельного возраста начинал прикармливать щенят с руки. Если же сука имела одного или двух щенков, то я начинал применять повадо-приманку на пятой не-деле их жизни. Повадо-приманку я сопровождал звуком чмоканья, напоминающим щенкам сосание молока. Этот звук впоследствии переходил в короткий, похожий на воздушный по-целуй, общепринятый призывной звук для собаки.
Чмоканье с присасыванием было первым звуком, который щенок слышал от самого се-бя, и звук этот был ему знаком раньше всех других звуков. И вот этот самый звук устанавли-вал рефлекс со вкусовым ощущением, и это заставляло щенка идти на повадо-приманку.
Первая в жизни собаки слуховая ассоциация остается у животного до конца его жизни, если она вначале умело закреплена, как условный рефлекс.
Но часто получается обратное. Щенка подзывают к себе чмоканьем, протягивают к не-му руки, а пищи не дают. В результате щенок после нескольких таких обманов перестает реагировать на призыв, и люди тотчас приписывают ему ряд отрицательных качеств: ту-пость, упрямство, нелюдимость, в то время как причина лежит в их собственной тупости.
Итак, возьмите, пожалуйста, себе за правило: если вы подзываете к себе щенка призыв-ным звуком или жестикуляцией, обязательно, как только он к вам подойдет, давайте ему вкусопоощрение. Если он не идет почему-либо на зов, во что бы то ни стало добейтесь, что-бы он подошел. Это и есть начало воспитания с помощью обезволивания, причем, я под «обезволиванием» разумею постепенное подавление, организацию и направление к опреде-ленной цели воли животного, а в понятие о доместикации (одомашнивание) включаю целый ряд обстоятельств: акклиматизацию, привычку к запахам, подавление инстинктов и полное приручение длительным воспитанием.
При звуке знакомого чмоканья для щенка может ассоциироваться и какое-нибудь соот-ветствующее слово, например, «ко мне», «сюда». Если щенок продолжает упорствовать, сло-во это должно перейти из призывного звука в твердое приказание, и надо настойчиво повто-рять его разными интонациями до тех пор, пока щенок нe подойдет к вам.
Если щенок подойдет неохотно и откажется от пищи, все-таки надо ласковым поглажи-ванием и словом «хорошо!» поощрить его, выразить одобрение, закрепить движение и на не-которое время оставить в покое.
Впрочем, иногда приходится пользоваться механическим воздействием, но предупреж-даю: применять его нужно лишь в исключительных случаях и с большой осторожностью, стираясь совершенно избегнуть болевых ощущений.
Допустим, собака уже много раз подходила к вам по первому зову, а потом вдруг зауп-рямилась, ни с того ни с сего, и после призыва «ко мне!» уходит прочь.
Испробовав все средства обращения непосредственно к психике животного и убедив-шись, что они не действуют, можно привязать к ошейнику длинную веревку, снова подзы-вать собаку к себе, и в то время когда она подходит, притягивать осторожно ее за веревку. Животное неохотно, слегка упираясь, все-таки подойдет к вам. И тут вы опять дайте ему уд-военную порцию лакомства и поощрите лаской и успокоительными словами. Повторяю: к такой мере следует прибегать только в случае исключительного и, по-видимому, ничем не вызванного упорства, и по возможности – без боли.
Весь процесс такого механического воздействия совпадает с мерами, допускаемыми некоторыми «педагогами». Допустим, ребенок закапризничал, отказывается есть и не садит-ся за общий стол. Его насильно тянут за руку и заставляют сидеть за столом. Если ребенок вырывается, то его вопреки здравому смыслу, еще и нашлепывают, чего я не допускаю даже с животными, так как удары в момент дрессировки притупляют сознание животного и дейст-вуют совершенно обратным образом, то есть создают рефлексы отрицательного характера: «Если ты подходишь к хозяину, то тебе делают больно. Значит, подходить опасно!» – так должна рефлектировать собака, подвергающаяся болевому воздействию. Основное и непре-ложное в дрессировке – это непосредственное воздействие на психику лаской, интониров-кой, жестикуляцией и вкусопоощрением.
Если вам нужно выразить собаке свое порицание или неудовольствие, достаточно из-дать сквозь зубы долгий звук: «тсс!», не прекращая его, наступать на собаку – стращать ее.
Это впоследствии действует сильнее, чем удар.
Допустим, собака, играя с вами, перешла меру и стала кусаться больнее, чем это допу-щено в игре. Вы тотчас же останавливаете ее звуком «тсссс!», а потом и вовсе прекращаете игру. Это порицание впоследствии сыграет громадную роль. У обезволенной собаки корот-кое «тсс!» сразу меняет настроение, и из веселой она тотчас же становится серьезной, а ино-гда и угнетенной.
Я знаю случаи, когда этот звук даже у голодной собаки тормозил аппетит, и она броса-ла есть.
Только в редких случаях это порицание не производит нужного действия, a именно: ко-гда у животного проявляются чувства порядка безусловных рефлексов – чувство страха, по-лового возбуждения, преследования убегающего.
Это последнее чувство особенно ярко проявляется у чистокровных и полукровных со-бак.
Возьмем таксу. Как бы она ни была перевоспитана обезволиванием, достаточно ей уви-деть крысу, как она теряет всякое самообладание, и никакое «тсс» на нее не действует.
Были у меня две собаки: Запятайка (полутакса) и Пикк (чистокровный фокстерьер). В момент пробуждения инстинкта, они, несмотря на длительное обезволивание, выходили из подчинения и проявляли свою самодеятельность.
Только одна моя дворняжка Бишка во всех случаях при звуке «тссс» моментально со-кращалась и опускала голову, прижимая уши и поджимая хвост.
Дворняжку вообще обезволить легче, чем чистокровную, породистую собаку, у кото-рой инстинкты приходится буквально ломать усиленной и упорной работой, когда они идут вразрез с желанием и целями человека.
Это лишний раз говорит о том, что и в области охоты дворняжка, если у нее есть для этого данные, может быть использована в самых широких размерах.
Чувство страха, сильных болевых ощущений, полового возбуждения и т. д. – все эти чувства, как бы животное ни было одомашнено, в очень сильной степени мешают дресси-ровке. Устанавливать в такие моменты сложные сочетательно-условные рефлексы совер-шенно невозможно.
Главное подспорье в доместикации – постоянное общение с животным, игры, в кото-рых дрессировщик всегда и обязательно должен одерживать верх, что в высшей степени по-могает обезволиванию.
Но нельзя и пересаливать. Настаивая на своем, не надо доводить собаку до того, чтобы она теряла рассудок, потому что тогда мы получим все дурные и вредные результаты меха-нической дрессировки. Последняя тоже обезволивает животное, но она настолько подавляет его психику, что ваша собака превращается в машину. Иногда уже о творчестве самой соба-ки не может быть и речи.
Между прочим, говоря об обезволивании, необходимо указать на то очень важное об-стоятельство, что обычно прекрасная слуховая и зрительная память собаки, являясь весьма полезным качеством, одновременно может и помешать при доместикации. Поэтому необхо-димо, в особенности при установлении сложных условных рефлексов, заставлять животное частым повторением «зазубривать» их вплоть до привычки. Привычка – главное препятствие угасанию условных рефлексов, а потому ею надо очень дорожить и настойчиво внушать ее, терпеливо и систематически, изо дня в день повторяя одни и те же приемы дрессировки до тех пор, пока они, что называется, не войдут в плоть и кровь животного.

Бить или не бить

В вопросе о выборе собаки для охоты, насколько видно из журнальных статей, и отче-тов о выставках, пока у нас участвует только одна сторона, а именно – соображения, касаю-щиеся кровности породы. Этому вопросу уделяется главное внимание, он заслоняет собою все остальные вопросы.
А рядом с этим другому, быть может, самому главному, вопросу, касающемуся изуче-ния психики собаки, не уделяется абсолютно никакого внимания. О дрессировке собак трак-туется вскользь, да и то только как о системе механического воздействия.
Вот, например, как учит автор Н. А. Приселков ставить собаку на бекаса:
«Часто бывает весной, – пишет он, – что из-под собаки вырвется самка бекаса с гнезда. Позовите сюда собаку, положите «даун», дайте ей обнюхать хорошенько гнездо, не позволяя хватать яйца (крепко зажав рот) и погладьте ученика. Собака, если ей пришло время, от этого быстро поймет, что надо искать бекасов» («Охотник», № 4, 1931 г.).
Будь автор хоть немного знаком с принципами рефлексологии, он стал бы рассуждать и учить совершенно иначе. Надо ли говорить о том, что насильственное зажимание рта ничего не оставит у собаки, кроме чувства боли. А когда ей освободят рот, она преспокойно съест яйца.
Затем, что это должно обозначать: «собака, если ей пришло время, поймет, что надо искать бекасов». Здесь дрессировка сводится к каким-то случайностям, к таинственным про-цессам; собаке присваиваются какие-то не существующие в природе свойства.
И все это является в результате идеалистического подхода к делу и полного незнаком-ства с данными современной науки о высшей нервной деятельности y животных.
Совсем уже никуда не годным является рекомендация при дрессировке грубого наси-лия над собакой.
Тот же автор пишет:
«Одновременно со взлетом птицы, если нужно, дерните за веревку, потом даже можете прибавить хлыст, в зависимости от темперамента ученика».
И в другом месте: «С мягкими собаками и обращение должно быть мягким, осторож-ным. Со смелыми и упрямыми животными можно поступать смелей и энергичней».
Н. И. Яблонский и A. П. Ивашенцев в своей книге «Воспитание, дрессировка и натаска легавой» рекомендуют хлыст в самых разнообразных случаях.
«Обучение, конечно, не обойдется без наказании, – пишет Ивашенцев. – Наказание должно состоять из одного-двух ударов хлыста, более или менее сильных, смотря по вине и по возрасту собаки».
Н. И. Яблонский развивает целую теорию хлыста. Он говорит в своей книге:
«Несмотря на всю мою жалость к питомцу, я наказываю его, отлично зная, что это на-казание принесет одну только пользу. Но в то же время я придерживаюсь того мнения, что лучше совсем не наказывать собаку, нежели наказать ее как-нибудь слегка. Поверьте мне, что легкое наказание в виде нескольких мазков плетью по спине всегда послужит собаке только во вред. Лучше ударить ее раз, но зато так, чтобы она надолго запомнила».
В другом месте, говоря об упрямых собаках, автор пишет:
«Ваша настойчивость, а в крайних случаях парфорс и хлыст сломят упрямство вашего ученика. Если же вам попался очень упорный щенок, тогда имейте при уроках плетку и, не стесняясь, хлестните его побольней, раз он отказывается исполнить приказание. Что вы сде-лаете без плети с таким уродом, который отлично же понимает, чего вы от него требуете, и вдруг ни с того, ни с сего заупрямится... Тут я не стесняюсь и отпущу ему один-два чувстви-тельных удара плетью».
А вот как Яблонский учит приучать щенка к своему месту:
«Возможно строже крикните своему воспитаннику: «На место!». Если он не слушает вас, то возьмите его за шиворот и оттащите на постель. Понятно, сразу щенок не сможет по-нять, что вы от него требуете, и сходит с постели. Тогда попробуйте, повторяя опять «на ме-сто!», хлестать его плетью. Если же и это не подействует, и щенок все еще будет упорство-вать и не уляжется, тогда, хлестнувши его еще раз, посадите на цепочку...».
Перечисляя необходимые для дрессировки предметы, Яблонский называет: ошейник, плеть, парфорс (толстый ремень с набитыми внутри гвоздями), чок-корда, прикол... Без этих орудий пытки автор не мыслит себе обучения собаки!
А я утверждаю, что всякое насилие, всякая боль, с какой бы благой целью они не при-чинялись, приносит только вред при дрессировке. И эти инквизиционные меры становятся совершенно бессмысленными и ненужными, когда вы дрессируете, пользуясь применяемы-ми мною всю жизнь методами установления эмоциональных рефлексов. Любого, самого уп-рямого и непонятливого щенка; можно в несколько приемов приручить к своему месту, од-ной только лаской и вкусопоощрением.
В другом месте я подробно остановлюсь на зловещей роли хлыста в деле дрессировки собаки, а пока мне хочется только отметить и горячо приветствовать автора другой статьи в том же журнале «Охотник» (№ 4, 1931 г.) Ф. А. Лялина: «Плеть – в область предания», в ко-торой автор говорит:
«Как ни печально, надо сказать правду: долго придется еще слышать нам на болотах и лугах отчаянный вопль бедного пса не только от жестокосердия своего хозяина, но и просто от его неумения и незнания того, что именно следовало бы требовать от своего пса. Но надо забыть, что существует в природе плеть, а тем более палка. Тот дрессировщик, который бьет собаку за то, что она не исполняет непонятных ей приказаний, заслуживает сам подобного наказания... Ласковое, нежное поглаживание вашей руки подбодряют ученика к скорейшему усвоению урока...».
Призыв Ф.А.Лялина совершенно справедлив и своевременен. Но он может остаться гласом вопиющего в пустыне, если мы вместо плети, вместо системы механического воздей-ствия не дадим дрессировщику в руки единственно правильные методы, основанные на ус-тановлении эмоциональных рефлексов, на изучении психики животного.
На одном ласковом поглаживании далеко не уедешь.

Долой второй удар!
Я бы хотел сказать: долой и первый удар плетью, нанесенный животному. Я хочу ска-зать, что вообще животное бить нельзя, но боюсь, что мне не поверят. А между тем, нет и не может быть у зоопсихолога сомнения в том, что чем больше мы бьем животное, тем меньше оно нас слушает. И эта истина не нова, ее все чувствуют, но никто никогда серьезно над ней не задумывался, не разработал эту мысль, не обосновал ее научно.
А надо добиться того, чтобы лучи науки проникли не только в головы ученых, а и в го-ловы наших охотников, дрессировщиков, извозчиков, погонщиков скота, конюхов, всего на-шего многомиллионного крестьянства, имеющего постоянного соприкосновения с животны-ми.
Вы знаете, как лошадь да и всякое не забитое животное чутко относится к малейшему движению человека, управляющего ею. Она видит все его движения, часто угадывает его намерения.
Если лошадь еще не забита вконец, то бывает достаточно нагнуться за кнутом, как она уже ускоряет свой ход.
На юге крестьяне, отправляясь на буйволах, берут с собой кнут, на конце палки которо-го висят звенящие кольца. Крестьянин когда-то ударял сильно буйвола и в момент удара, в момент ощущения боли от удара – гремели эти колечки. Звон их ассоциировался с болью от удара. И вот теперь крестьянину достаточно позвенеть кольцами, как буйволы уже начинают усиленно тянуть. Условный рефлекс!
Часто мы видим такого рода явления. Например, вы садитесь в пролетку извозчика. Он ударяет лошадь кнутом или вожжей. Лошадь бежит вперед.
Но вот извозчик через несколько секунд привстает и ударяет вдогонку второй раз.
Вот этот-то второй удар кнутом впоследствии и играет трагическую роль. Стоит повто-рить несколько раз такой прием, и лошадь, пробежав после первого удара некоторой рас-стояние, останавливается в ожидании второго удара. Удар за ударом сыплются на нее, она то рвется вперед, то останавливается. Начинается «задергивание» лошади вожжами. Она пятит-ся назад.
В конце концов, после целого ряда бессмысленных действий со стороны извозчика ло-шадь перестает совершенно реагировать на удары. И часто мы видим, что упавшая лошадь, которую бьют и кнутом, и вожжей, и ногами, даже не пошевелит ухом.
Каждое раздражение дает ответ. Удар по лошади заставляет ее бежать.
Удар – раздражение, убегание – ответ.
Но если одновременно раздражать и ударом, и словами, крича «но», то лошадь будет впоследствии и без удара бежать вперед при одном звуке «но». Звук-слово раздражает слух лошади, и слово «но» или какое-либо другое слово, повторенное несколько раз при каждом ударе, является вторым раздражителем и действует на ответ животного так же, как и первый раздражитель – удар.
То же самое получается и в других случаях. Например, вы в первый раз ударяет ло-шадь, а потом, в следующий раз, уже только поднимаете кнут, не ударяя им. Поднятие кнута есть также второй раздражитель, уже зрительный, на который лошадь отвечает тем, что на-чинает бежать.
Лихачи делают так: они, когда хотят, чтобы лошадь бежала скорее, сильно натягивают вожжи и удилами причиняют сильную боль лошади. Это натягивание вожжей есть раздра-житель, а ответ на него – стремление лошади убежать от боли. Затем кучер, когда лошадь прибавляет ходу, несколько отпускает вожжи, ослабляет боль, чем и подкрепляет ответ на раздражение.
Это – такой же раздражитель, как и кнут, и ответ отражение получаются одинаковые.

Первые шаги дрессировщика

Проповедники и практики механической дрессировки собак, смотрящие на животное только как на машину, должны быть отнесены к разряду так называемых механистов, упро-щенцев, недалеко ушедших от той точки зрения «что кошки были созданы, чтобы пожирать мышей; мыши – чтобы быть пожираемыми кошками, а вся природа – чтобы доказать муд-рость творца» («Диалектика природы», Ф. Энгельс, стр. 112).
Они не понимают того, что собаки «созданы» вовсе не специально для того, чтобы охо-титься с человеком на зверей, но человек в стремлении завоевать и переделать природу вос-пользовался подходящими качествами собаки и приспособил ее для охоты.
Нужно ли доказывать, что охота в обстановке натурального хозяйства – это совсем не то, что охота в обстановке современного государства охота обобществленного сектора. Че-ловек первобытных времен приспособил собаку для нужд охоты, но он не пошел дальше примитивного использования ее врожденных инстинктов (безусловных рефлексов), зало-женных в животном, когда-то самостоятельно охотившимся ради борьбы за существование.
У современного охотника методы приучения собаки к охоте должны быть совсем дру-гие, технически несравненно более высокие.
При наших обширнейших знаниях в области естественных наук мы уже не можем, не имеем права глядеть на собаку только, как на машину, реагирующую на прямые механиче-ские воздействия.
Мы должны теперь усвоить ту непреложную истину, что организм животного, в том числе и собаки, есть чрезвычайно сложное, диалектическое целое, заключающее в себе един-ство противоположностей.
«Растение,– пишет Ф. Энгельс («Диалектика природы», 13),– животное, каждая клетка, каждое мгновение своей жизни тождественны сами с собой и в то же время отличаются от самих себя благодаря условию и выделению веществ, благодаря дыханию, образованию и умиранию клеток, благодаря процессу циркуляции, словом, благодаря сумме непрерывных молекулярных изменений, которые составляют жизнь, и итог которых выступает наглядно в разных фазах жизни – эмбрионалъной жизни, молодости, половой зрелости, процессе раз-множения, старости, смерти».
Сторонникам различных идеалистических направлений в философии, технике и эконо-мике, сложившим «китайскую стену» между человеком и животным миром и в конечном счете обожествляющим человека, стоит внимательно прочитать другую главу из «Диалекти-ки природы» («Роль труда в процессе очеловечения обезьяны»), в которой Ф. Энгельс со-вершенно ясно указывает что животные обладают интеллектом (умом), памятью, хитростью, вкусом, переживаниями и прочим, правда, в менее развитой степени, нежели человек. В ма-териальной основе между человеком и животным миром существует, таким образом, некая психо-физиологическая однородность. Вследствие этого человек и животное являются объ-ектами естественно-биологических наук.
Но в чем же мы находим характерный признак человеческого общества, отличающий его от стада обезьян? И Энгельс на этот свой вопрос отвечает: «В труде», в создании и поль-зовании орудиями труда.
Психология людей – их сознание, формы эмоциональности – основывается на общест-венном производстве, вне которого нельзя мыслить себе человека, его поведения. Условиями социально-производственной жизни люди и отличаются от животных, которые, будучи «одомашнены», создаются уже в результате человеческого воздействия на них.
С точки зрения общественных наук животные должны рассматриваться как орудия и средства производства, а люди – как организаторы социально-производственной жизни с ее особыми законами развития в разных общественных формах. Производство (хозяйство), науки, искусства являются результатом человеческой деятельности по овладению естествен-ными богатствами природы, причем роль домашних животных по циклу социально-экономических наук изучается с точки зрения их значения как орудий производства. Вот по-чему совершенно неправильно пишут многие авторы в охотничьей литературе будто «наряду с хищными животными человек является самым опасным врагом промысловых птиц и зве-рей». Этим самым авторы смешивают вопросы биологии и социально-производственных на-ук.
Так обстоит вопрос о единстве психо-физиологической природы человека и животного и размежевании человеческого общества и животного стада.
Под этим углом зрения надо понимать различие в вопросах общественного воспитания человека и дрессировки собаки.

Заканчивая на этом мое вступление, относящееся к первым шагам дрессировщика, при-ступаю к практическим указаниям о том, как необходимо начать свою работу с собакой, ко-торую вы намерены дрессировать для охоты.
Всякий дрессировщик, в том числа и дрессировщик охотничьей собаки, ставит себе за-дачей: приучить животное по данному сигналу производить какое-нибудь нужное действие.
Мой метод дрессировки, основанный на установлении эмоциональных рефлексов, сво-дится к трем основным моментам.
1. Надо так или иначе (однако, не прибегая к болевому, механическому воздействию) заставить животное сделать необходимое вам движение или выждать, когда оно само сделает это движение.
2. Сделать так, чтобы это движение было связано для животного с ощущением удо-вольствия, с ощущением приятного чувства.
3. Одновременно с этим движением дрессировщик дает тот или иной сигнал: звуковой (слово, свист), световой, жестикуляция и т. д.
Стоит одно и то же движение, сопровождаемое двумя последующими моментами (удо-вольствие-сигнал), проделать совершенно одинаково несколько раз и вы увидите, что у соба-ки образуется так называемая «ассоциация по смежности» или сочетательный рефлекс».
Психический процесс в этом случае будет таков. «Мне дали такой-то сигнал (свистну-ли), при этом я залаяла, и в результате получила кусочек вкусного вареного мяса». В даль-нейшем она неизменно при каждом вашем свисте будет лаять, чтобы получить мясо.
Преимущество этого метода, кроме гуманности, заключается также и в том, что он со-вершенно не подавляет психику животного и, наоборот, приводит ее в активное, повышен-ное состояние, ведущее за собой естественный позыв к повторению действия и к новым со-четаниям их – творчеству, которое у животных так же, как и у человека, тоже есть не что иное как новые и удачные сочетания из условно-эмоциональных рефлексов и из безусловных рефлексов – сочетания, возникающие под влиянием тех или иных воздействий внешнего ми-ра.
Условимся на том, что всякое явление внешнего мира при соответствующей обстановке может стать раздражителем и сделаться толчком, поводом для отражения новых и новых со-единений из элементов условных и эмоциональных рефлексов.
Шум, свет, запах, тепло могут вызвать торможение и растормаживание старых рефлек-сов, возникновение новых и даже перегруппировку, новое размещение, новую комбинацию из старых рефлексов (условиях или безусловно). Наконец, эти раздражители могут вызвать у животного к жизни такие новые рефлексы, которые соединятся с элементами рефлексов уже имеющихся.
Такие соединения и новообразования бывает очень трудно поймать, обнаружить и объ-яснить. Но если вы привыкли у животному и некоторое время его изучаете, для вас уже легче будет проследить всю эту механику, идя, что называемся, от колесика к колесику, от рычага к рычагу.
Вот, например, в течение почти восьми месяцев я регулярно наблюдал поведение одной моей высокоодаренной обезьяны рода шимпанзе, которую звали Мимус.
Приведу только два примера из его поведения, чтобы можно было понять, как у живот-ного под влиянием внешних раздражителей происходит соединение элементов одного реф-лекса с элементами другого и в результате образуется нечто новое, именно то, что я склонен называть творческим актом.
Мимуса привезли ко мне в цирк в клетке, стоящей на колесах. Он, сидя в клетке, видя меня, очевидно, хотел ко мне приблизиться, познакомиться со мною. И совершенно случай-но сделал движение своим туловищем вперед. И клетка вместе с ним на полшага во мне под-катилась. Мимусу это понравилось. Это было тo, что ему требовалось.
Спустя некоторое время, когда Мимус был уже готов для циркового выступления, я, запомнив предыдущий момент, приучил шимпанзе садиться в тележку и предложил ему ска-тываться по доскам с возвышенной платформы. Мимус, зная предыдущий опыт, очень быст-ро научился раскачивать эту тележку в направлении покато лежащих досок, и в результате это ему, наконец, удалось без всякого труда, и он начал весьма охотно проделывать свой но-мер. После этого он пользовался тем же способом, сидя за столом, в креслице или на диване, когда ему нужно было вместе с местом, на котором он сидел, передвигаться вперед.
Однажды Мимус сел на круглый вращающийся стул у рояля. Сделав одно толкательное движение, он тут же заметил, что стул под ним повернулся. Это ему, по-видимому, понрави-лось, и он стал вращать стул, не только сидя на нем, но и сойдя с него – руками.
В следующий раз, подойдя к велосипеду, лежащему на полу, и увидев круглое очерта-ние колеса, Мимус сразу же принялся вертеть колесо с таким видом, будто он имел дело с хорошо известным ему предметом.
В этих случаях в нервных клетках Мимуса образовалось сочетание ряда элементов раз-личных условных и эмоциональных рефлексов, а в результате их получился новый акт, кото-рый я называю творчеством. Приведу еще один пример.
Той же обезьяне – Мимусу – понадобилось заказать теплую обувь по случаю насту-пивших холодов. У нее начался насморк. Пригласили сапожника, и тот, чтобы снять мерку, поставил лапу обезьяны на бумагу и обвел контур лапы по бумаге карандашом.
Как известно, подошва ноги и места около пальцев приятно раздражаются (тактильным раздражением кожи) от прикосновения, и это раздражение сопровождается приятными эмо-циями (чесание пяток в старину).
У Мимуса тотчас же установился эмоциональный рефлекс на почесывание пяток и пальцев с помощью карандаша. Он сам стал делать движения карандашом вокруг ступни, и в результате у него установился рефлекс плюс круговое движение вокруг ноги. Этот рефлекс мне удалось перевести на

[Агата и Беретта]

Свисток Гальтона

Говоря об установлении условного рефлекса у дрессируемой охотничьей собаки путем внешнего раздражителя – звука, я до сих пор приводил только методы пользования голосом, словами, связанными с интонировкой, искусственными звуками, производимыми различны-ми инструментами (свисток, рояль и т. п.), и условным звукоподражанием (чмоканье, «тссс» и пр.).
Надо признать, что все эти звуки-раздражители, воздействующие на необычайно чут-кий орган слуха у собаки, отличаются большим техническим несовершенством и произволь-ностью. Пользование некоторыми из них в обстановке охоты, в поле иногда бывает прямо неудобным и приводит к нежелательным результатам. Громкий окрик, обращенный к собаке, может испугать зверя. В нервной обстановке охоты очень трудно интонировать приказ так, как этого хотелось бы. Да, наконец, и сама собака, возбужденная поиском, невнимательна к неразборчивым сигналам и способна реагировать только на совершенно точные и хорошо знакомые звуковые раздражители, вызывающие прочно закрепленный рефлекс.
И вот тут-то у нас возникает вопрос о механизации охотничьих сигналов.
Мысль эта, конечно, не новая. Она уже давно находила свое применение в призывных звуках охотничьего рога, которым сзывались собаки, затравившие зверя, во всевозможных свистках, хлопушках и звуках холостых выстрелов, которые должны так или иначе воздейст-вовать на собак.

Однако не следует забывать, что во всех этих сигналах очень много эффекта и очень мало здравого смысла. Ведь звери и птицы, наслушавшись такой «музыки», тотчас постара-ются убраться куда-нибудь подальше от облюбованных охотниками мест.
А бывает и так, что во время выслеживания зверя одна хрустнувшая под ногою ветка способна встревожить чуткое животное и заставить его пуститься в бегство.
Все это говорит за то, что в интересах более продуктивной охоты механический звуко-вой сигнал должен быть очень тихим, а еще лучше – совершенно не слышным.
Вы можете спросить меня: как же это так – звуковой сигнал и... не слышен?
К счастью, в огромном арсенале технических изобретений человека на самом деле име-ется такой свисток (сконструированный физиком Гальтоном), звук которого не всегда улав-ливается человеческим ухом.
Постараюсь описать устройство этого свистка.
Основанием его служит обыкновенный свисток, имеющий вид тонкой металлической трубки с вырезанным на конце ее обычным отверстием, где воздух ударяется об острое реб-ро выреза и начинает звучать (сравните: милицейский, спортивный свистки, детские дере-вянные дудочки). Воздух в этот свисток нагнетается резиновой грушей, вплотную прикреп-ленной к одному концу трубочки.
На другом ее конце навинчен колпачок-регулятор, который путем внутреннего винто-вого устройства изменяет находящуюся в нем резонирующую, усиливающую, миниатюр-ную, как бы органную, трубу и тем меняет высоту тона. Вы нажмете грушу – свисток сви-стит, но вы его не слышите, даже держа около самого уха.
Вы понемногу отвинчиваете колпачок, который вращается по вертикальным и горизон-тальным делениям. Зарубка колпачка проходит через пеpвоe, второе, третье... шестое, седь-мое деление. Свисток свистит под нажимом груши, но вы продолжаете его не слышать – за-рубка становится, допустим, на девятое деление, вы приближаете свисток к уху, нажимаете грушу и с большим трудом начинаете различать какой-то едва уловимый звук, похожий на шипение.
Итак, восприимчивость вашего органа слуха определяется цифрой 9 по Гальтону.
Остроумно построенный физиком «слухомер» точно определил степень восприимчиво-сти вашей барабанной перепонки, как термометр определяет температуру воздуха.
У разных людей разный слух. У одного человека левое ухо может слышать хуже, чем правое. Слуховые способности можно в известной степени изощрить, усилить путам дли-тельного упражнения. Между прочим, охотники-промысловики, проводящие добрую поло-вину своей жизни в поле и в лесу и в течение многих часов ежедневно напрягающие свой слух до предельной возможности, слышат гораздо лучше, чем жители городов, люди редко выходящие из помещений, где ничто не заставляет особенно внимательно прислушиваться.
Собака, в особенности некоторые виды ее, в том числе и дворняжки, обладает слухом несравненно более тонким, чем человек. Иными словами, она слышит многое такое, что ни-когда не будет доступно слуху человека.
Собака слышит многие неслышимые нами звуки насекомых или звук падающих на пол пылинок. Мы уже сейчас определенно знаем, что многие собаки различают одну восьмую музыкальной ноты, в то время, как средний человек, да и то далеко не всякий, различает только одну четверть тона.
Мало этого. Собака, как и человек, обладает способностью из тысячи разнообразных звуков выделять тот, который ее почему-либо интересует.
Ваш пес лежит в углу на тюфячке и дремлет, спокойно опустив уши. Через открытое окно в комнату доносятся стук колес, гудки авто, звонки трамваев, стук шагов пешеходов, лай собак, гудение телеграфных проводов, чириканье воробьев, шелест ветра, цоканье лоша-диных копыт, хлопанье дверей и т. д. и т. д. Вы сидите за столом с приятелями. Идет разго-вор разными голосами и интонациями. Стучат ножи и вилки, звенит передвигаемая посуда. Поет свои рулады потухающий самовар. Мухи с жужжанием вьются около оконного стекла. Скрипят стулья, шаркают ноги по полу... Пес дремлет, и ни один из этих звуков не волнует его.
Но вот в комнату на бархатных лапках неслышно вошел кот, вскочил на подоконник, размечтался под горячим солнцем и завел свою однообразную, еле слышную песенку.
Одно ухо у вашей собаки поднялось и насторожилось, потом поднялось и другое. Из целого сонма громких и отчетливых звуков изумительно чуткий слуховой аппарат собаки отличил и выбрал тихое мурлыканье кота, и пес сосредоточил на нем все свое внимание.
Теперь все зависит от того: дружен он с котом или нет. В последнем случае звук мур-лыканья тотчас разбудит у пса древний инстинкт преследования, он поднимается и сгонит с подоконника своего «извечного врага».
Итак, настроив свисток Гальтона на неслышимость для человеческого уха, вы можете сигнализировать им собаке в самых разнообразных случаях, связанных с охотой. Короче го-воря, свисток Гальтона может оказаться в руках охотника универсальным раздражителем для установления всевозможных условных рефлексов, подкрепляемых вкусопоощрением.
Начнем с общего послушания.
Каждая охотничья собака должна неукоснительно исполнять приказ: садиться, ложить-ся, подходить к хозяину, идти рядом с ним около левой ноги, не трогать положенного около нее корма и т. д.
Все эти движения, произведенные собакой естественным образом без применения к ней физического насилия, пойманные и зафиксированные дрессировщиком с помощью вкусопо-ощрения, могут быть закреплены в качестве условного рефлекса звуковым раздражителем в виде так или иначе звучащего свистка Гальтона.
В момент, когда собака начала ложиться, вы дали один короткий свисток и тотчас дали вкусопоощрение. Повторите это несколько раз, стараясь продолжительность звука сохранять все время одинаковой, и скоро ваша собака при одном свистке, уже без вкусоопощрения, бу-дет послушно ложиться.
Для другого движения мы можем давать два-три свистка или один продолжительный. Затем, когда собака привыкнет тонко и четко разбираться в звучаниях свистка, вы можете для разных движений настраивать его на различную высоту тона, пользуясь имеющимися у свистка делениями. Допустим, на свист при пятом делении собака приучится подходить к вам, при восьмом делении – лаять, при десятом – отходить от пищи и т. д.
Переходя к работе в поле, вы также можете самым широким и разнообразным спосо-бом пользоваться свистком Гальтона. Один характер звука закрепит условный рефлекс на поиск дичи, другой – на стойку, третий – на анонс.
Мои подопытные собаки Марс (немецкая овчарка) и Рыжка (нечистокровная колли) в результате очень непродолжительной дрессировки по неслышимому человеком свистку де-лали целый ряд разнообразных движений, гораздо более сложных, чем те движения, которых мы добиваемся у охотничьей собаки.
Это дает мне право утверждать, что свисток Гальтона может и должен оказаться неза-менимым орудием руководства поступками собаки во время охоты как возбудитель услов-ных рефлексов.
Возможно вооружение охотника свистками Гальтона разной тональности, что даст про-стор для еще большего разнообразия сигналов.
Свисток Гальтона очень портативен. Вы сможете заставить его звучать, даже не выни-мая из кармана: грушу можно нажать одним нажимом ладони на карман.
Свисток может находиться в вашем боковом кармане и у пояса, где вы заставите его звучать легким и быстрым нажимом руки.
Совершенно не обязательно пользоваться научными, дорогостоящими и сложными по конструкции свистками Гальтона для того, чтобы производить сигнальные шумы разной си-лы и тональности при дрессировке и натаске охотничьей собаки. Можно обзавестись обык-новенными резиновыми грушами с мягкими наконечниками. Выпускаемый ими при нажатии воздух дает звук почти неслышный человеку, но прекрасно улавливаемый собаками.
5–6 таких груш, привязанных к поясу охотника, обеспечат его всеми необходимыми сигналами для руководства поведением собаки.
Могут возразить, что такого рода еле слышные звуки будут заглушены в поле или в ле-су природными шумами: шумом листвы, пением птиц, шумом ветра. Это предположение не-основательно.
Я проделывал со своими собаками, не отличающимися особенным слухом, опыты со свистком Гальтона, причем умышленно заглушал звук свистка оглушительным треском иг-рушечного пулемета, игрою на рояле, криком попугая и т. д. И собаки великолепно «отбира-ли» среди этого грохота необходимый им, устанавливающий рефлекс звук «неслышного» свистка, находящегося к тому же у меня в кармане.
Другие возражают против применения во время охоты свистка Гальтона, говоря, что, будучи не слышным для человека, он будет слышен дичью, преследуемым зверем.
Совершенно верно: есть полное основание думать, что этот свист будет воспринимать-ся слухом бекасов, белки или медведя.
Но ведь для них это будет один из многочисленнейших шумов, наполняющих лес и по-ле, где на разные лады поют и свистят птицы, жужжат шмели, мухи, стучат дятлы, шуршат падающие листья и т. д.
Но только для дрессированной охотничьей собаки шум свистка Гальтона будет значи-тельным и отмечаемым, ибо только у нее установлен на него условный рефлекс. Для зверя же это будет один из многих звуков в природе, не являющихся угрожающими, не застав-ляющих настораживаться, а возможно и не слышных вовсе.
Я продолжаю утверждать, что свисток Гальтона в смысле технического вооружения охотника-промысловика может оказать громадную пользу при дрессировке и произвести це-лую революцию в области сигнализации: без криков, без жестикуляции и прочего.
Дрессировка на основе установления условных рефлексов с помощью этого звукового сигнализатора приобретает особую эффективность и разнообразие при исключительной про-стоте

С теми же методами – в поле

Вот как в коротких словах старые охотники описывают первые моменты натаски моло-дой собаки на дичь.
«Охотник пришел на болото, где он раньше разбрасывал кусочки мяса и заставлял со-баку их отыскивать и съедать. Собака отпущена от ноги, немного полежала, чтобы успоко-иться. Затем ее посылают на поиски, привязав к ее шее сворку. Неопытный пес начинает бе-гать по болоту, думая найти кусочки мяса. Не находит. Подбегает с недоумением к хозяину. Тот движением руки посылает его опять бегать. Наконец, пес почуял запах дичи, замялся на одном месте, взглянул на хозяина, точно недоумевая, не понимая чего-то и требуя разъясне-ния, глубоко втянул в себя воздух и медленно, осторожно, как бы опасаясь чего-то неведо-мого, а значит, пока и страшного для него, потянул вперед».1
После этого к шее собаки, кроме короткой сворки, рекомендуется пристегнуть еще и длинную и приготовить прикол.
Спрашивается: есть ли смысл при первой же натаске в поле ставить молодую собаку лицом к лицу перед «чем-то неведомым и страшным»? Можно ли при таких условиях наде-яться, что собака будет действовать совершенно точно, согласно вашим приказаниям, со-гласно потребности момента? Конечно, нет. Вот поэтому-то автор-охотник, и страхует себя от неожиданности, от неправильных поступков собаки длинной своркой и приколом, т. е. механическим, насильственным воздействием на ученика.
Будь собака подготовлена к поиску определенной дичи заранее, с помощью установле-ния эмоциональных условных рефлексов, не пришлось бы говорить ни о чем для нее «неве-домом и страшном».
Правильнее поступать так.
Перед тем, как отправляться с собакой первый раз на поиск, скажем, по дупелям, мож-но было бы принести домой убитого дупеля, познакомить вашего молодого ученика с его внешним видом и запахом и проделать следующие вещи.
Спрятав убитого дупеля где-нибудь под кочкой на лугу, вы определенным сигналом, которым вы еще раньше установили у собаки условный рефлекс на поиск, понуждаете ее ис-кать спрятанную дичь тем методом, которым вы ее также заранее приучили (широким поис-ком «челноком»). Собака пускается в поиск. Делает по указаниям вашей руки несколько пробежек вправо и влево и, наконец, схватывает уже знакомый ей (а не «неведомый и страшный») запах. Уловив точно запах, она, естественно, тянет по нему, прямо направляясь к дупелю. Подбегает к нему, останавливается над кочкой... Здесь вы ее другим прочно усво-енным сигналом заставляете остановиться и ждать (сделать «стойку»).
И, разумеется, если вы предварительно, с помощью многочисленных повторений, прочно закрепили у собаки условные рефлексы на даваемые ей сигналы, она без всяких сво-рок и приколов точно проделает все, что вам нужно, и не подумает бросаться на лежащего дупеля.
А вот как указанный выше автор описывает первую стойку у собаки, дрессированной механическим методом.
«Все медленнее и медленнее подвигается вперед ваша молодая собака... Еще несколько шагов, и ваш любимец замер на первой стойке. Вам некогда пока любоваться этой, хотя и картинной, но робкой стойкой. Поскорее и крепче воткните прикол в петлю на конце сворки и, не спеша, приблизьтесь к вашей собаке, держа в правой руке плеть наготове (!)... Попро-буйте теперь со стойки послать вперед вашего воспитанника, только вряд ли вам удастся это. Он очарован этим невидимым, так сильно доносящимся до него, запахом; он и жаждет при-близиться к нему и в то же время боится, боится страшно. Покорный раньше всегда вашей воле, на этот раз ваш ученик положительно отказывается повиноваться слову «вперед» и только вздрагивает от сильного нервного напряжения... Он напуган этим чем-то неведомым» и т. д.
Нельзя отказать этому субъективному, преисполненному антропоморфизма (очелове-чения) описанию в известной доле романтичности, но, спрошу я: какой может быть толк от натаски и от всего поведения собаки, если над ней в критический момент нужно держать плеть, если она находится в состоянии «очарования», страшно напугана «чем-то таинствен-ным» и находится в состоянии сильного нервного напряжения?
Одно можно сказать: что эта молодая собака не подготовлена не только для охоты, но и для натаски. Неправильный метод механической учебы, отсутствие момента обезволения, доместикации заставляют смотреть на нее, как на совершенно сырой материал, как на пра-вильно дрессируемое животное, испорченное болевыми, механическими воздействиями, за-тормозившими большую часть случайно и бессистемно закрепленных условных рефлексов.
Ясно, что с такой собакой нельзя выходить даже на натаску... Во всяком случае, много провозившегося охотника-натасчика сможет выручить только глубоко заложенный в собаке охотничий инстинкт. Но, повторяю, инстинкт или безусловный рефлекс – вещь весьма нена-дежная, ибо он, как я уже говорил, произволен и не укладывается в рамки практических, преднамеренных действий, к которым мы понуждаем собаку, устанавливая и закрепляя у нее условные рефлексы.
И вот результат, о котором с недоумением пишет тот же Н. И. Яблонский.
«Положительно не понимаю,– говорит он,– чем объяснить такое явление, но сколько я ни видывал подружейных собак, подающих только по приказанию хозяина, а раньше не смеющих даже стронуться с места, все они рано или поздно начинали кидаться после вы-стрела к упавшей птице и, в конце концов, под старость мяли подаваемую ими дичь».
А дело обстоит совершенно ясно.
Все собаки, с которыми имел дело Н. И. Яблонский, дрессировались механическими, болевыми методами и механически, а не эмоционально, не в порядке закрепления условных рефлексов; усвоенные ими приемы постепенно погасали и преодолевал инстинкт, заложен-ный в каждой собаке, – инстинкт преследования убегающей, взлетающей или падающей сверху дичи, да к тому же еще такой аппетитной.
Собака, выдрессированная моим методом, будет твердо и категорически останавли-ваться или ложиться перед сидящей у самого ее носа или сбитой выстрелом дичи и никогда, до конца дней своих, не обазартится, не захочет, не сможет в этот момент броситься на пти-цу или зверя и схватить его.
Конечно, бывают и здесь исключения. Но все зависит от того, в какой степени удалось вам обезволить животное, в какой мере оно поддалось этому обезволиванию, насколько вам удалось искусственно переломить у него врожденный инстинкт преследования убегающего.
А самое главное, надо добиться того, чтобы для начинающей собаки в охоте не было ничего таинственного или угрожающего.
Ведь когда на войне впервые ведут отряд навстречу неприятелю, то заранее подробно знакомят каждого молодого бойца с внешним видом врага, с его вооружением, о его метода-ми войны, даже с местностью, где он может находиться и т. д.
Почему же, хотя бы в известной мере, не применить этот вполне проверенный метод к подготовке охотничьей собаки и не дать ей заранее представление о запахе и виде той дичи, которую она должна будет отыскивать в поле? Тем более, что попутно с этим знакомством вы сможете путем установления условных рефлексов через сигналы приучить заранее собаку так или иначе вести себя перед этой дичью. Например, к тому, чтобы она не бросилась после выстрела со стойки и не хватала упавшую птицу, можно приучить ее следующим образом.
Тот же убитый или еще лучше со связанными крыльями живой дупель кладется за куч-ку земли где-нибудь под деревом. На дерево влезает ваш помощник и держит там в руках веревку, нижний конец которой привязан к дупелю. После поиска собака учуяла дичь, подо-шла к ней и по данному вами сигналу сделала стойку. Остановившись в нескольких шагах сзади ее, вы делаете выстрел по дупелю, быстро поднятому на веревке вашим помощником и тотчас же брошенному на землю. Ваш выстрел, в порядке заранее установленного условного рефлекса для собаки явился сигналам «лежать» и она тотчас легла. Но, допустим, упавшая перед ней на землю птица заставила ее вскочить и сделать попытку броситься вперед. В этот момент вы даете сигнал «лежать». Если собака покорно ложится, вы даете ей вкусопоощре-ние, если она медлит – вы все настойчивее и настойчивее повторяете сигнал «лежать». В конце концов, всякая хорошо обезволенная собака уляжется.
И тогда давайте ей награду.
После нескольких таких уроков ваш молодой «ученик» вполне уяснит себе, что от него требуется, и не будет бросаться вперед, а остановится в ожидании следующего вашего сиг-нала, после которого его ждет вкусопоощрение или ласка.
А вот как живописует Н. И. Яблонский (а с ним заодно и громадное большинство авто-ров-охотников) момент натаски, когда собака рвется схватить подстреленную дичь:
«Кинувшись за дупелем, ваш ученик, прежде всего, получит сильный толчок от сворки, прикрепленной к приколу, которая и держит его на месте. Если он не ляжет сейчас же, то, не стесняясь, стегните его побольнее плетью и все-таки уложите его... Затем попробуйте под-вести его к следующему дупелю, и если с ним повторится та же история, то вам нечего стес-няться более: вы опять наградите его сильным ударом плети и уложите на месте. Замените сейчас же обыкновенный ошейник парфорсом и ведите собаку дальше. Ваш горячий ученик прихватил нового дупеля, энергично и страстно подвел к нему и замер на стойке. Сейчас же закрепите сворку приколом, и с плетью в руке подойдите к вашему ученику. Дайте ему по-стоять подольше, а затем пошлите его вперед. Дупель поднялся, и ваш питомец кинулся, бы-ло, следом за ним, но он смутился сразу: он получит сильный укол парфорса, а в то же время удар плети и ваше громкое приказание «лежать!»
Заканчивает автор лирическим заключением:
«Я особенно люблю и предпочитаю таких горячих собак. Возни с ними больше, это верно. Но зато она всегда страстней, энергичней, а значит и красивей будет работать».
Здесь уже на сцену, как видите, выстегает элемент эстетики. Но я не думаю, чтобы сама охотничья собака считала красивым поведение хозяина, который только за то, что она им же плохо выдрессирована, награждает ее одновременно мучительными уколами железных ког-тей в шею, сильным («обязательно сильным»!) ударом плети по спине и «грозным» окриком. Не думаю, чтобы собаке сильно захотелось после всей этой пытки отправляться в следую-щий раз на охоту.
Впрочем, чего не сделаешь под угрозой плети!
«Если зайца долго бить, он может научаться играть на барабане»,– писал когда-то А. П. Чехов. Писал он это со свойственной ему горькой иронией, смахивающей на издевку.
А вот здесь мы видим, как люди без всякой иронии, а самым серьезным образом учат тому, как с помощью ряда истязаний можно научить собаку производить несложные в сущ-ности действия, которых можно добиться, пользуясь моим методом дрессировки, несравнен-но скорее, с несравненно большей пользой и длительными результатами и не тормозя при-родного инстинкта животного.
Разумеется, охота по живой дичи разнится от работы (инсценировки) с убитой птицей. Но будьте уверены в том, что хорошо многократным повторением закрепленные во время предварительных уроков условные рефлексы при достаточном обезволении собаки заставят ее и в поле, на охоте беспрекословно исполнять все ваши приказания, ибо вы закрепили у собаки нужные вам действия психологически, эмоционально, а не с помощью механическо-го, болевого, тормозящего воздействия.
Это нужно усвоить себе раз навсегда.
Многие охотники жалуются на то, что молодые собаки, вышедшие первый раз на по-иск, не обращают никакого внимания на дичь, а гоняются за воробьями, за бабочками, за стрекозами. Одни пытаются объяснить это отсутствием у собаки чутья, другие – тем, что со-баке будто бы «еще не приспело время».
И то и другое абсолютно неправильно.
Здесь причина заключается в том, что охотник-дрессировщик не сумел сосредоточить внимание молодой собаки ни определенном предмете, и она, движимая естественным ин-стинктом преследования всего убегающего или улетающего носятся за воробьями, которые для нее совершенно равноценны дупелям или куропаткам.
А вот если вы дома еще познакомите ее с специфическим запахом и видом куропатки и отыскивание ее по запаху свяжете с вкусопоощрением и определенными сигналами (т. е. ус-тановите все тот же условный рефлекс на поиск именно куропатки), то будьте уверены, что она и в поле сумеет из тысячи запахов и сотни двигающихся от нее предметов выделить и причуятъ запах куропатки и сосредоточить на нем все свое внимание.
Таким образом «время» для нее «придет» не тогда, когда на это будет соизволение ка-ких-то таинственных сил, а когда этого захочет человек, который научился не только побеж-дать, но и изменять природу.

Весьма ответственный момент на охоте это когда собака уже причуяла осторожную, строгую дичь, точно разобралась в запахе и повела прямо по направлению к ней.
Часто бывает так, что плохо дрессированная, недостаточно обезволенная или чересчур горячая собака бросается вперед к дичи без всякой осторожности и вспугивает ее прежде, чем охотник может выстрелить.
Вот тут-то и нужно научить собаку делать так называемую «дотяжку», то есть идти медленно, осторожно, с остановками так, чтобы не испугать дичь и дать возможность охот-нику подойти к ней на возможно близкое расстояние.
Обычно и тут пользуются своркой и парфорсом, с помощью боли насильственно за-ставляя собаку сдерживать свое движение вперед. Не буду повторять своих рассуждений о том, что вся эта система насилия ничего кроме вреда, не приносит и сильно затрудняет дрес-сировку.
Я и здесь рекомендую пользоваться моим методом установления эмоциональных реф-лексов. Причем путь дрессировки должен быть такой.
С помощью шумового сигнала (свистка Гальтона), который в высшей степени удобен при охоте на строгую дичь, и с помощью связанного со звуковым раздражителем сигналом вкусопоощрения вы устанавливаете у собаки условные рефлексы на движение вперед с пе-рерывами. По одному сигналу она сделала несколько шагов вперед. Дан другой сигнал – она остановилась. Дан опять первый сигнал – она снова пошла, и т. д., вплоть до момента стойки, сгона дичи с места или лежке при выстреле.
Когда все эти условные рефлексы прочно закреплены, можно уже начать работу с ди-чью (связанной или убитой), положенной где-нибудь в укромном месте в поле или в лесу.
Здесь вы проделываете то же самое, проверяя собаку в работе на причуянном ею запахе дичи. В нужные для вас моменты, для закрепления рефлексов, не забывайте давать ей вкусо-поощрение как только проявился какой-либо заранее установленный рефлекс.
Выйдя с такой собакой на настоящую охоту, вы уже почти можете быть уверенными в том, что она в нужный момент послушается вашего сигнала и сделает потяжку с остановка-ми в те моменты, когда вы ей это прикажете сигналом.
Если она все-таки не выдержит и бросится опрометью вперед, значит, предыдущая ра-бота была проведена недостаточно, значит, собака не в должной степени обезволена вами, и вы не сумели добиться того, чтобы она точно выполняла все установленные заранее нужные вам рефлексы.
Продолжительность стойки, требуемая обстоятельствами охоты, и движение собаки вперед для того, чтобы вспугнуть дичь и заставить ее взлететь, и падение собаки на землю при вылете дичи и при выстреле, и анонс, то есть сообщение охотнику о том, что дичь най-дена, и добывание убитой дичи из воды,– одним словом все, что промысловый охотник мо-жет требовать от собаки, как от своего помощника, может быть с помощью ряди упражнений воспитано у нее не путем насилия, а исключительно путем установления эмоциональных рефлексов, покоящихся на вызывании у собаки чувства удовольствия лаской или вкусопо-ощрением.

Сосредоточенность, дополненная прочным контактом с собакой, является чрезвычайно важным условием не только во время дрессировки, а также во время самой охоты, в поле или в лесу.
Умение сочетать быстроту ориентировки в данной местности, способность быстро за-мечать признаки дичи или зверя, умение мгновенно приготовиться к выстрелу, соединенные с поддержанием постоянного контакта с собакой, – вот, по-моему, основные достоинства хо-рошего охотника-промысловика
И поэтому я никак не могу согласиться с оценкой поведения охотника в поле такого крупного авторитета, как Я. И. Яблонский, который в своей книге «Воспитание, дрессировка и натаска легавой» пишет:
«Трудно делать два дела зараз. А не приходится ли вам делать это, раз вы натаскиваете собаку и стреляете из-под нее в то же время. Прежде всего, я – не заведенная машина, а та-кой же страстный и увлекающийся человек, как и всякий другой истый охотник; для меня так же дорог звук выстрела дупеля, дорог выстрел по нему, что и я невольно могу увлечься и весь упоенный охотой могу забыть, упустить из виду работу моей молодой собаки».
Оставляя в стороне романтический стиль автора, я должен сказать, что и со старой, на-тасканной собакой, если вы «в упоении охотой» перестанете совершенно думать о ней, вряд ли можно дождаться хороших результатов. Это раз.
Во-вторых, что может помешать натаске молодой собаки с ружьем. Звук выстрела? Но я ручаюсь, что выдрессированная по моему методу установления эмоциональных рефлексов собака в течение нескольких приемов не только привыкает к выстрелам, но даже начнет от-носиться к ним доброжелательно в том смысле, в каком вам это потребуется.
Одна из самых пугливых птиц – пустельга, спустя несколько дней дрессировки не только оставалась у меня спокойной при выстреле, но даже я сумел с помощью вкусопоощ-рения приучить ее лететь на выстрел и садиться после него на самый ствол ружья, еще ды-мящийся и теплый, где она и получала награду. Для того, чтобы окончательно приучить пус-тельгу к ружью, я заставлял ее целыми сутками сидеть на стволе, просунутом в клетку, и в этом же положении кормил ее.
Тот же самый закон я применил к песцам, добившись того, что эти осторожные, вздра-гивающие при каждом шорохе животные совершенно спокойно относились к самым гром-ким выстрелам.
Что касается собаки, то нет ничего легче, как приучить самую трусливую собаку к вы-стрелам.
У меня был такой случай. Один мой знакомый, ответственный работник Военной ака-демии РККА, опытный охотник т. С., приобрел за довольно солидную сумму привезенную из-за границы континентальную легавую Ярда.
Однако, когда Ярда взяли первый раз на охоту, то обнаружилось, что эта собака очень ценных охотничьих достоинств не только боится выстрела, но даже в панике убегает при од-ном виде ружья.
Специалисты из местного Охотсоюза единогласно признали Ярда совершенно непри-годным для охоты и по словам т. С., заявили, что исправить собаку невозможно.
Ярда привезли ко мне. Я согласился в виде опыта заняться его исправлением, надеясь тем или иным способом затормозить у собаки искусственно вызванный «рефлекс трусости», рефлекс бегства от ружья.
И действительно, в течение нескольких месяцев мне удалось добиться вполне удовле-творительных результатов.
Для этого я также использовал свой метод установления эмоциональных рефлексов.
Начал я с того, что путем постоянного общения с Ярдом, в достаточной степени обез-волив его, приучил его исполнять ряд моих приказаний, привел его в состояние полного по-коя и, между прочим, внимательно осмотрев его, заметил темные пятнышки на морде.
Это были следы от дробинок.
Очевидно, Ярду был сделан выстрел прямо в морду, и вид ружья ассоциировался в его психике со звуком выстрела и болью от полученных ранений.
После этого я стал заниматься с Ярдом. Производя громкие выстрелы из ружья невда-леке от собаки, я тотчас же давал ей лакомое вкусопоощрение и подбодрял лаской.
Скоро у Ярда установился новый условный рефлекс на звук выстрела, который уже ас-социировался не с болью, а с приятными вкусовыми ощущениями.
Ярд, наконец, совсем привык к виду ружья, перестал вздрагивать при выстрелах и на-чал спокойно выслушивать их даже без вкусопоощрения.
Так в результате настойчивого повторения одного и того же приема я затормозил у со-баки рефлекс боязни выстрела и вида ружья, и «Ярд» сделался вполне пригодным для охоты.
В ноябре 1929 г. я демонстрировал его в Ярославле при секции служебного собаковод-ства Окросоавиахима, где он в присутствия собравшихся не только спокойно выслушивал выстрелы, но даже сам стрелял из небольшой пушки.
Что же, в сущности, произошло с Ярдом?
Мне удалось моим методом, что называется, «сломать» установившийся рефлекс бегст-ва при выстреле и превратить последний в сигнал, непосредственно связанный с ощущением удовольствия, с приятной эмоцией.
Однако на этом не кончились переживания Ярда.
После того, как я его снова превратил в хорошую охотничью собаку, один из моих служащих, уволенный много за кражу рыбы, желая мне отомстить, произвел выстрел в Ярда, снова причинив ему сильную боль.
После этого я вторично, в течение двух месяцев «ломал» у «Ярда» рефлекс бегства и вторично добился хороших результатов.
В таком же роде я впоследствии произвел опыт с одной дворняжкой, не ходящей на по-водке, трусливо поджимавшей хвост и в ужасе убегающей при выстреле. Мне удалось заста-вить ее вполне освоиться со звуками выстрелов в течение 17 дней. И это еще раз убедило ме-ня в том, что у чистокровных собак установление условных рефлексов проходит гораздо медленнее.
Итак, нет никакой нужды остерегаться выводить на натаску молодую собаку, если вы с ружьем, раз вы ее предварительно как следует по указанному мною способу, приучили и к ружью, и к выстрелам.
Но существует еще одно возражение против натаски молодой собаки с ружьем. Охот-ники указывают на то, что такая собака всегда стремится обнюхать, рассмотреть поближе убитую дичь, а это ее отвлекает от прямых обязанностей и мешает охоте.
И здесь я должен заявить, что только механически выдрессированная основным прави-лам послушания молодая собака будет бросаться к убитой дичи.
С помощью же установленного эмоционального рефлекса можно у самого молодого пса в очень короткий срок вызвать полное спокойствие при виде упавшей после выстрела на землю дичи.
О том, как этого можно добиться, я говорил выше, описывая метод приучения собаки к потяжке, стойке и лежке. Многократное отвлечение дрессируемого животного лаской, сиг-налами и вкусопоощрением от упавшей на землю дичи всегда даст требуемые результаты.

Переходя к вопросу о методах наганивания гончих, мне придется, в сущности, повто-рять все свои прежние замечания, касавшиеся натаскивания легавой.
Конечно, характер охоты на «красного» зверя имеет свои, совершенно своеобразные, стороны. Но и тут, в общем, все сводится к полазу-поиску и доведению собаки после того, как она причуяла зверя.
Следует отметить, что искусство наганивать гончих совершенно не разработано. И в этом признается такой видный автор, как Н. Челищев, который в своей брошюре «Как cамому наганивать гончих» пишет:
«Подготовка и наганивание гончих собак до сей поры шли и идут путем поговорки «всяк молодец на свой образец»; на моих глазах много способных и дельных гончих испор-чено неумелой нагонкой. Поэтому, приняв на себя труд изложить приемы нагонки гончих, я думаю тем самым заложить первый камень в то здание, которое будут строить охотники-гончатники после меня».
Посмотрим, каков же этот «первый камень», полагаемый П. Челищевым в основу сис-темы наганивания гончих? Прежде всего, он повторяет все обычные приемы болевого, меха-нического воздействия на собаку, и дальше этого не идет.
Даже щенков он рекомендует отгонять от корма нахвостником арапника. Отваживать от прыганья на домашнюю скотину или приучать собаку к «вежливости», по его мнению, следует, «вытягивая ее хорошенько арапником». На выжлятников он возлагает обязанность бить собак, чтобы те «боялись их пуще огня».
Я не буду повторять своих возражений против такой системы воспитания. В своем мес-те я подробно говорю об этом (глава «Бить или не бить»).
Далее основоположник наганивания гончих говорит:
«Случаются среди гончих такие, которые никогда не отдают голосов.
Они называются «молчунами» и как несоответствующие своему назначению, конечно, должны быть уничтожаемы».
«Уничтожать» собаку только за то, что дрессировщик не сумел научить ее лаять во время преследования зверя, конечно, совершенно несправедливо.
С помощью установления условного рефлекса можно заставить лаять самого упорного «молчуна», ассоциировав в его технике лай с приятной эмоцией и соответствующим сигна-лом.
Заставить после того собаку лаять по убегающему зверю – это уже дело дальнейшей техники.
Выпуская, допустим, подсаженного зайца, можно тотчас давать «молчуну» сигналы, вызывающие лай, и он будет исправно лаять, сперва ожидая за это обычного вкусопоощре-ния, а затем и без него, в порядке закрепившегося условного рефлекса.
К числу качеств гончих, которые «могут развиваться у собаки самостоятельно, без влияния на них усилий человека», Н. Челищев относит: чутье, добычливость, голос, злобу, паратость и нестомчивость.
По доводу этих качеств автор даже не хочет ничего говорить, полагая, что «развитие их мало зависит от охотника».
IIо моему мнению, это неправильно.
Чутье у собаки можно развить путем постоянного упражнения. Именно чутье на данно-го зверя.
О «голосе» я только что говорил. Развитие его также во власти

[Агата и Беретта]

стремиться скорее получить эту пищу.
Наоборот, собака просто желающая есть, собака полусытая более или менее спокойно реагирует на вид, вкус, запах, качество и количество пищи, и, устанавливая условный реф-лекс «аппетита», произвольно видоизменяя род пищи (вкусопоощрения), вы можете свобод-но и широко руководить ее психическим состоянием и с постоянным успехом вести работу по дрессировке.

Несколько заключительных слов

В своей книге я только намечаю основные приемы и методы нового рода дрессировки охотничьих собак, зная, что ими до сих пор никто никогда не пользовался.

Знаю я также и то, что мои предложения встретят до стороны одних равнодушие кон-серваторов; со стороны других – возражения не по существу, а в том смысле, что, дескать, «сотни лет охотились с собакой, дрессированной механическим способом, и, слава богу, не-плохо охотились. А вот ваш способ, дедушка Дуров, надо еще проверить!»

Ну, что же, вот и хорошо, и проверяйте скорее. (Я-то его уже с успехом проверяю пять-десят лет подряд). Я как раз этого и добивался, приступая к составлению настоящей книги. Еще в начале ее я сделал оговорку, что вовсе не собираюсь писать полного руководства к на-учной дрессировке собак по всем видам промысловой охоты. По части охоты как таковой быть может каждый из вас окажется опытнее меня.

Но что касается применения данных зоорефлексологии в дрессировке собак, что каса-ется использования для этой цели метода установления эмоциональных рефлексов, моего, дуровского метода, не встретившего до сих пор никаких серьезных возражений и в ученом мире, то здесь я должен констатировать, что охотничья масса, начиная с руководящих работ-ников и кончая промысловиком, с этим делом пока еще совершенно не знакома. И в то вре-мя, как военно-служебное собаководство уже усвоило эти научные методы и пользуется ими с большим успехом (не оставляя, впрочем, и некоторых механических, болевых приемов), союзы охотников продолжают спокойно смотреть, как всевозможные егеря и горе-натаскиватели калечат психику собак.

Но прошу иметь в виду, что я никогда не надеялся на то, что мне одному удастся соз-дать всю от начала до конца теорию научной дрессировки охотничьей собаки. Такая задача, конечно, мне не по плечу.

Я буду безгранично удовлетворен уже и тем, если мой метод будет подхвачен массой молодых, не зараженных ложной романтикой и эстетизмом охотников, и они, перенеся его в свою практику, докажут всю убогость сегодняшней системы воспитания и обучения собаки («кнут и пряник»).

Пусть они насытят мой метод жизненной практикой охоты и коллективно помогут соз-данию такой книги, которая научила бы новые кадры дрессировщиков с помощью собаки сделать промысловую охоту вдвое, втрое продуктивнее.